– Да я тогда чуть не пустил себе пулю в лоб! – горько произнес он. – А ты, наверно, даже и не задумалась, какой это будет для меня удар. Знаешь, что я чувствовал? Что мне незачем больше жить, не за что держаться в жизни!

– Я догадывалась, что поначалу будет тяжко, – улыбнулась она. – Но ты быстро оправился – судя по всему.

Лично он был убежден, что страдал не один месяц, пока не пришел в себя. Да, тридцать лет назад эта женщина совершенно выбила у него почву из-под ног. По всему получалось, что они безумно любили друг друга, но она бросила его, разбила ему сердце. Он уже позабыл о кошмарной шляпке, об усталом, обветренном лице. И сочинил себе другую визави – юную, стройную. Перед глазами у него мелькали картины немыслимых безумств.

– Эти долгие дни вдвоем, – мечтательно протянул он. – Твое простое платьице… твои волосы… ты всегда зачесывала их назад…

Она озадаченно сдвинула брови:

– Дни? Днем-то мы с тобой почти не виделись.

– То есть ночи, – спохватился он. – Долгие-долгие ночи. Иногда луна рисовала на полу узоры. Ты закрывала глаза руками, пряталась от света…

– Правда?

– Правда-правда, сама знаешь. И мы частенько сидели голодные, без гроша в кармане. Разве что иногда удавалось наскрести на сэндвич с ветчиной – один на двоих. И ты зябла… Я давал тебе свое пальто… но ты презрительно морщила нос: «Лучше уж мерзнуть!» И тогда мне хотелось придушить тебя, я ведь так тебя любил, и…

Он осекся, ослепленный собственной фантазией и несколько задетый удивленным выражением на ее лице.

– Ничего такого я не помню, – призналась она. – Мне казалось, в деньгах ты не нуждался. И нам незачем было делить пополам сэндвичи с ветчиной, мы почти всегда ужинали с мамой.

Он сердито уставился на нее, оскорбленный в лучших чувствах. Его версия была куда романтичнее. А она все испортила. Вот зачем было приплетать сюда каких-то родственников?!

– Я твою мать терпеть не мог, – холодно процедил он. – Мы никогда не ладили. Просто не хотел тебе говорить.

Она смотрела на него в полном недоумении:

– Почему ты не сказал?.. Ты же знаешь, это бы все изменило!

Он только махнул рукой: при чем здесь ее мамаша? Он думал о себе – юном, несчастном, по уши влюбленном… Все остальное отодвинулось на второй план.

– Поначалу я пробовал пить, – мрачно продолжал он. – А толку? Не мог прогнать из головы твое лицо – ни на миг, ни днем ни ночью. Это был полнейший, кромешный ад…

– А как же твои грандиозные планы? Честолюбие всегда подпитывает интерес к жизни. Тем более когда к тебе пришел успех…

– Честолюбие? Успех? – Он разразился горьким смехом и швырнул недокуренную сигарету в камин. – Все это ерунда в сравнении с моей любовью к тебе! Как ты не понимаешь? Когда ты отвергла меня, я был сломлен, я погиб навсегда! Ты отняла у меня единственный шанс стать счастливым. Я был молод, я верил в идеалы, и больше всего на свете я верил в тебя! А ты бросила меня, и я уже никогда не узнаю почему. Тебе было безразлично, что со мной станется! И теперь ты преспокойно сидишь здесь и рассуждаешь: оказывается, раз я добился успеха, мне легче было выкинуть тебя из головы! Да как ты не понимаешь, что весь этот успех не принес мне ни грана счастья, что в глубине души я всегда знал: главное для меня – это ты?!

Он шумно высморкался и налил себе еще выпить. Глаза у него были красные, руки тряслись от наплыва чувств.

Она поднялась с дивана и положила ему ладонь на плечо.

– Я понятия не имела, что ты так страдаешь, – тихо проговорила она. – Пожалуйста, не надо, не упрекай меня. Я думала, что поступаю так тебе же во благо. Боялась стать для тебя обузой.