Мое солдатское житье было таким же, как у всех солдат на войне: дискомфорт, разочарование, бесконечные передвижения, невозможность понять, что произойдет в следующую секунду, неприятие войны как таковой. Мне докучало то, что мои обязанности на русском фронте никоим образом не были связаны с моей специальностью и многолетним инженерным опытом. Я служил обычным пехотинцем, и мои реальные возможности, а также знания тысяч других квалифицированных технарей, оказавшихся на войне, были не нужны во время уже безнадежных военных операций немецких войск.

Но эти события преподали мне универсальный урок, ставший актуальнее сегодня, чем прежде. Так как я был инженером по призванию и воспитывался в родной мне немецкой культуре – нужно заметить, что Германия славится инженерными достижениями, – мне было невдомек, каково типичное мировоззрение прусского солдата. Мягко говоря, я был шокирован и лишился всяких иллюзий, все отчетливее понимая, насколько неэффективна и неполноценна жесткая, традиционная военная система взглядов относительно вопросов, не относящихся к военному делу. Впоследствии, когда развитие инженерной мысли стало контролироваться военными, я снова в этом убедился.

Мое пребывание на Восточном фронте – это хаос, путаница, изматывающие и бесполезные марш-броски, тряска в крытых товарных вагонах и обычно напрасные усилия. Нас не только не обучали военному делу, но и вряд ли понимали, как интегрировать в сухопутные войска тысячи ученых и инженеров. К счастью, уже был конец весны и поначалу, по крайней мере, мы не пострадали от суровой русской зимы. Но на нашу долю, в зависимости от погоды, пришлись бездны грязи и пыли. Длинные марш-броски с тяжелым снаряжением непонятно куда и зачем немного поднимали наш боевой дух и заставляли верить, будто мы действительно приносим пользу. Казалось, все так увлечены самим фактом службы в армии, что почти не посвящают себя военному делу. Но армейская жизнь есть армейская жизнь.

После плохо организованного железнодорожного переезда по территории Литвы, занявшего гораздо больше времени, чем следовало, 2 июня мы вошли на территорию Советского Союза. В полдень следующего дня мы прибыли в Витебск и увидели первые признаки военных действий. Многие из нас до этого просто не представляли, что такое война, ибо чаще всего союзнические бомбардировки Германии были легкими и единичными: воздушные налеты не давали жителям города спать, а не разрушали его до основания. Смоленск оказался полностью разрушен, функционировала только недавно восстановленная сортировочная станция. Повсюду были огромные и шокирующие кучи металлолома: тысячи тонн обломков советской и немецкой техники. «До чего красноречивое свидетельство неутолимого аппетита войны», – с горечью подумал я, выглянув в открытую дверь вагона. Эта мысль не выходила у меня из головы, ибо чем дальше мы продвигались на территорию Советского Союза, тем большая разруха перед нами представала. Позже Германии будет суждено пережить такую же разруху, но тогда мы не верили в поражение наших войск, несмотря на серьезную ситуацию в Советском Союзе и на то, что американцы затевают против нас крупномасштабную драку. Я подозреваю, что мы были слишком увлечены собственными сиюминутными проблемами. Неделями мы передвигались пешком, на грузовиках и по железнодорожной дороге из одного пункта назначения в другой и очень часто возвращались на прежнее место дислокации.

В конце концов меня перевели на центральный склад запчастей управления войсками в поселке Костюковка Гомельской области. Причина перевода – мое умение печатать на машинке!