.

– Да-да. Конечно. Тут двух мнений быть не может. Но…

– Если вы имеете в виду, сэр, что необходимо еще присутствие леди Флоренс в качестве свидетельницы происходящего, как это было в случае мистера Фитлуорта, то я с вами совершенно согласен. Я могу пойти и сообщить ее милости, что вы ждете ее в аллее и были бы рады перемолвиться с нею несколькими словами.

Но я все еще колебался. В делах такого рода, бывает, полностью разделяешь общую идею, но, когда доходит до практического осуществления, все-таки как-то не можешь решиться. Я объяснил это Дживсу, и он сказал, что примерно то же самое было с Гамлетом.

– Ваша нерешительность вполне понятна, сэр. «Меж выполненьем замыслов ужасных и первым побужденьем промежуток похож на морок иль на страшный сон. Наш разум и все члены тела спорят, собравшись на совет, и человек похож на маленькое государство, где вспыхнуло междоусобье»[26].

– Вот именно, – согласился я. Он хорошо умеет формулировать такие вещи.

– Если это поможет вам разжечь кровь и напрячь жилы[27], сэр, позвольте напомнить вам, что уже почти десять часов и только спешное исполнение предложенного вам мною плана избавит вас от необходимости явиться в кабинет его сиятельства.

Он избрал верный подход. Я больше не колебался.

– Вы правы, Дживс. Сколько, по-вашему, времени я должен буду занимать Эдвина разговором, пока вы не вышлете на сцену леди Флоренс?

– Не долее нескольких минут, сэр. Мне известно, что ее милость сейчас находится в своих апартаментах и занимается литературными трудами. Так что она явится, так сказать, по первому зову.

– В таком случае – вперед!

– Очень хорошо, сэр.

Он, мерцая, уплыл выполнять поручение, а я, слегка мобилизовав нервы и напрягши жилы, насколько это осуществимо прямо так, с бухты-барахты, расправил плечи и отправился туда, где посреди дороги сидел на корточках Эдвин. Утро было по-прежнему погожее, солнце сияло, и черный дрозд, помню, свистал в близлежащем кустарнике. Да и что бы ему не свистать? Я просто упомянул о нем, желая подчеркнуть царившее кругом безоблачное спокойствие. Признаюсь, у меня тогда мелькнула мысль, что для такого дела более подходящей сценой был бы пустынный верещатник в полночь, а над ним чтобы выл холодный ветер и три ведьмы произносили бы свои реплики над кипящим котлом.

Ну, да что поделаешь, приходится выбирать одно из двух. Посторонний наблюдатель, я думаю, не заметил бы ничего особенного в выправке Бертрама, шагающего к своей жертве. Может быть, он подумал бы про себя, что Бертрам сегодня в превосходной форме.

Подойдя к юнцу, я остановился.

– Привет, юный Эдвин, – говорю я ему.

Он смотрел в землю, но при звуках знакомого голоса поднял на меня пару глаз в покрасневших веках – настоящий хорек, ищущий общества себе подобных.

– Привет, Берти. Знаешь, Берти, я сегодня утром совершил еще одно доброе дело.

– Да?

– Кончил наклеивать в альбом Флоренс все отзывы на ее роман. Теперь у меня заполнено все до прошлой среды.

– Молодчина. Нагоняешь. А тут ты что делаешь?

– Изучаю муравьев. Ты знаком с муравьями, Берти?

– Только на пикниках с ними встречался.

– А я читал про них. Интересные.

– Не сомневаюсь.

Я был рад предложенной теме, ее нам с лихвой хватит до прибытия Флоренс. Было видно, что юный негодник до макушки полон знаниями об этих трудолюбивых букашках и только того и жаждет, что поделиться со мной.

– А ты знал, что муравьи умеют разговаривать?

– Разговаривать?!

– На свой лад. Между собой, понятное дело. Они колотят головой о листок. Да, Берти, как твоя голова сегодня? Я чуть не забыл справиться.