– Кошмарное содержание?

– Да. Мои слова.

Боко обиженно пробормотал что-то насчет художника и убийственной критики.

– По-моему, это отличная проза. Упругая, плотная, выразительная. Тема меня вдохновила, и, на мой взгляд, я справился с ней неплохо. Но конечно, если тебе кажется, что личная нота несколько слишком подчеркнута, можешь кое-где внести небольшие поправки – разумеется, сохранив суть.

– Кстати сказать, – вставил тут я, чтобы его немного подготовить, – не удивляйся, если в последнюю минуту я все-таки переменю свои планы и выйду из игры.

– Что?!

– Я подумываю об этом.

– Ну, знаешь ли! И это говорит…

– Да.

– Но ты же еще не слышал, что я хотел спросить.

– Я знаю: «И это говорит Бертрам Вустер?»

– Верно. И что же?

– Да.

Дальше его застольные речи приняли довольно язвительный критический уклон и коснулись так называемых старых товарищей, которых он до сих пор считал надежными и верными, а они, к великому его разочарованию, оказываются трусливыми ничтожествами, малодушными, как зайцы.

– Где же внуки английского бульдога, я спрашиваю? – горько заключил он на высоких тонах. – Ну что ж. Ты, конечно, понимаешь, что отсюда следует. Подведешь меня – и не видать тебе тайного средства Фитлуорта.

Я хитро улыбнулся и положил себе на тарелку кусок ветчины. «Много ты знаешь», – подумал я.

– Я буду смотреть, как ты идешь к алтарю об руку с Флоренс Крэй, и даже пальцем не шевельну, чтобы спасти тебя. Мало того, ты услышишь в хоре один голос, который будет петь «О, высшая любовь» громче всех; и это будет мой голос. Лучше выбрось это из головы, Берти, я тебе советую.

– Я же не говорю, что отказываюсь сыграть свою роль, – возразил я. – Я говорю только, что, может быть, откажусь.

Это его немного успокоило, он слегка размяк и высказался в том духе, что, когда настанет миг, он уверен, лучшая сторона моей натуры возьмет верх. А еще немного погодя мы расстались, обменявшись взаимными наилучшими пожеланиями.

Между нами было заранее условлено, что в «Бампли-Холл» мы придем порознь. Ему, считал Боко, и не без основания, лучше пробраться в дом тайно, а то еще на него набросятся и выставят вон. Поэтому он сказал, что пойдет в обход, отыщет где-нибудь прореху в изгороди и подкрадется к окну кабинета, держась под прикрытием кустов и ступая с осторожностью, чтобы не хрустнула ветка под ногой.

Ну а я пошел сам по себе и у ворот увидел дожидающегося Дживса. С первого же взгляда я понял, что у него есть для меня добрые вести. Я умею определять. Он не то что улыбается в таких случаях, улыбаться он не умеет, но уголки губ у него слегка вздрагивают и взор исполнен благорасположения.

Я поспешил с вопросом:

– Ну как, Дживс?

– У меня есть для вас нужные вам сведения, сэр.

– Вы герой, Дживс! Расспросили дворецкого? Прощупали повара?

– На самом деле информацию я получил от мальчика, который чистит ножи и ботинки, сэр. От подростка по фамилии Эрбут.

– Каким же образом он попал в наши специальные корреспонденты?

– Дело в том, сэр, что он оказался очевидцем интересующего нас происшествия, когда, скрывшись за кустом, втайне покуривал сигарету. С этой позиции он мог наблюдать всю сцену.

– Что же там творилось? Рассказывайте, Дживс, и не опускайте ни одной, самой мельчайшей подробности.

– Первым, что привлекло его внимание, было явление мастера Эдвина.

– Значит, без него и тут не обошлось?

– Не обошлось, сэр. Его роль, как вы увидите, была весьма важной. По словам Эрбута, мастер Эдвин пробирался среди кустов, сосредоточенно глядя себе под ноги. Похоже было, что он шел по следу.