И достав из кармана нож, Виржиль принялся проворно срезать сорго, связывать в снопы и, взвалив их на спину, вернулся в лагерь. Зерна сорго были совершенно зрелы, так что их без труда можно было давить между двумя камнями.

– Прекрасно, но для того, чтобы изготовить хлеб, необходимо иметь воду! – заметил доктор.

– И я так думаю! – весело отозвался Виржиль.

Он пошарил в карманах и достал оттуда свинцовую пулю, которую опустил в дуло своего ружья. Тщательно зарядив, он огляделся кругом и, по-видимому, с особым вниманием вглядывался в громадное фиговое дерево странной формы и вида, без ветвей и листвы. Затем, вскинув к плечу ружье, Виржиль спустил курок, целясь в самую середину ствола.

– Вот прекрасно! – воскликнул Тиррель Смис, – теперь он уже начинает стрелять в деревья!..

Действительно, раздался выстрел, пуля пробила ствол финиковой пальмы, – и в тот же момент из отверстия, пробитого пулей, полилась струя чистой свежей воды.

Фатима широко раскрыла глаза от удивления и готова была принять добродушного Виржиля за колдуна и волшебника. Что же касается его самого, то он успел уже ухватить в это время один из пустых бурдюков, захваченных им с прежней стоянки, и наполнял его теперь водой у своего импровизированного источника.

– Смотрите, что значит практический ум! – восхищенно воскликнул доктор Бриэ. – Я, конечно, знал, что жители Судана имеют привычку выдалбливать стволы старых деревьев, чтобы превращать их в водовместилища, тщательно заделав их потом. Но мне никогда не пришло бы в голову, что такого рода цистерной может быть и эта фиговая пальма, не говоря уже о том, что я наверное не догадался бы откупорить эту цистерну так просто и так ловко.

– О, прием этот выдумал не я! – скромно отозвался Виржиль. – я заимствовал его от туарегов. Они всегда имеют привычку откупоривать эти водовместилища выстрелом из ружья, а так как этот старый ствол мне показался весьма похожим на такие водохранилища, то я и захотел убедиться в этом… Однако мой бурдюк уже почти полон… господин Смис, потрудитесь подержать его одну минуту, пока я сбегаю за остальными тремя, оставшимися на спине моего верблюда.

Между тем доктор, вернувшись в палатку, в которой укрывались от палящих лучей солнца остальные путешественники, рассказал им о новом подвиге Виржиля. Все пожелали тотчас же пойти посмотреть диковинное дерево и испить несколько глотков свежей холодной воды.

Придя к достопримечательной фиговой пальме, все увидели подле нее Виржиля в крайне возбужденном состоянии.

– Что случилось? – спросили его сразу несколько голосов.

– Случилось то, что нет больше воды! – воскликнул он, – и я не знаю, что сталось с англичанином, которому я поручил почти полный уже бурдюк… Смис!.. Смис!.. – кричал он что было мочи.

– Что случилось? – отозвался издали голос англичанина из одной палатки.

– Я спрашиваю, где вы, а главное, где моя вода?

– Вода! да здесь, конечно! где же ей быть? – отозвался Тиррель Смис, и его флегматичная, исполненная величавого сознания собственного достоинства физиономия показалась у входа палатки. Виржиль тотчас же побежал туда, а за ним последовали и остальные.

Неожиданное зрелище представилось глазам удивленных зрителей.

Примерный слуга, достав из одного из многочисленных чемоданов, составлявших багаж его господина, великолепную каучуковую ванну, расправил ее как следует и наполнил водой, находившейся в бурдюке, вылив все, до последней капли, не воспользовавшись лично ни одним глотком для того, чтобы утолить томившую его жажду. Затем, вылив в нее банку туалетного уксуса и бросив громадную греческую губку, он с довольным видом стоял теперь, держа на руке белоснежный купальный халат и, почтительно склонившись перед сэром Буцефалом, произнес обычным торжественным тоном: