— Алька-а-а!
Голос из окна пронёсся ласточкой, забился в стены двора, спугнул музыку. Я опустила скрипку и испуганно глянула вверх. Валя!
— Иди домой, Алечка!
Я сразу сдулась, всё моё вдохновение куда-то испарилось, и сказала:
— Зовут меня…
Коля ожил, помотал головой. Буркнул:
— Иди тогда.
— Тебе понравилось?
Он неопределённо пожал плечами, потом добавил неуверенно:
— Красиво.
— Я заниматься буду сегодня, будешь слушать?
Он кивнул. Указал на собаку:
— За ней смотреть надо, чтобы не мокрила рану.
— Не мочила, — автоматически поправила его. — Я её домой заберу. Только надо купить ошейник и поводок.
Он мотнул головой:
— У меня денег нет, — и глянул с опаской мне в глаза. Нахмурился: — А ладно, заработаю. Вечером пойдём на Птичку, купим.
— У меня есть три рубля.
— Может и не хватить.
— Алька-а-а!
— Иди уж, — бросил Коля, уходя. — Вечером выйдешь, я тут буду.
Я кивнула, складывая скрипку в футляр, сказала Лимон:
— Жди меня, сегодня ты станешь моей собакой!
Поднимаясь по лестнице, я репетировала речь. Папе скажу, папа у меня хороший. Он может выслушать аргументы, которые у меня есть, и подумать над ними со всей милицейской справедливостью. Он и маму может уговорить. А ещё папа может стукнуть кулаком по столу, и тогда всё будет по его. Но, чтобы он принял мою сторону, нужно его убедить.
Скажу так: «Папа, я обещаю, что буду учиться на одни пятёрки и заниматься музыкой по шесть часов в день!»
Да, это должно подействовать! Обязательно! Ведь папа любил слушать про мои школьные успехи.
Любит, то есть.
Взялась за ручку двери, вздохнула. Ох, боженька, помоги! И вошла. Валя встретила меня в коридоре с тряпкой в руках:
— Чего это ты, Алечка, концерты во дворе устраиваешь? Уж народной артисткой заделалась?
— А вот и заделаюсь! — я вскинула нос. — Азалия Эдуардовна сказала, что мне нужно много заниматься!
— Шо, ещё больше? — ужаснулась Валя. — Это ж сколько твоё пиликанье теперь слушать-то?
Я выдохнула и сказала твёрдо:
— Я, Валечка, собираюсь стать знаменитой скрипачкой, а если моё пиликанье тебе не нравится, то купи себе беруши!
— Ишь! — фыркнула Валя и направилась на кухню. — Ну, иди пиликай тогда, знаменитость ты наша!
Я сняла туфельки и пихнула ноги в тапочки. Вошла в гостиную. Папа читал очередную газету, курил сигарету, стряхивая её в тяжёлую хрустальную пепельницу. Окно в гостиной было открыто, и лёгкий тюль подрагивал и иногда поднимался непослушной вуалью при порыве ветерка. Прижав футляр к груди, я робко сказала:
— Папа, мне надо с тобой поговорить.
— Слушаю тебя, дочь, — не отрываясь от газеты, ответил он. Я вдохнула полную грудь воздуха, словно перед прыжком в бассейн, и выпалила:
— Папа, пожалуйста, я очень хочу взять собаку домой! Она очень послушная и добрая, я тебе обещаю, что никогда-никогда ни о чём не попрошу и буду всегда сама с ней гулять!
— Конечно, дорогая, иди, иди.
Я отступила на шаг, не веря своим ушам. Неужели папа согласен? Правда? Честно? Но ведь он не хотел раньше… А теперь…
— Папа, я буду на одни пятёрки учиться, — пообещала сдавленным от волнения голосом.
— Я знаю, Алечка, знаю.
Он стряхнул пепел и нервно перевернул газетный лист. Пробормотал что-то вроде: «Родину продают, гады!» и махнул рукой:
— Иди, иди к себе, учи уроки.
На цыпочках я вошла к себе в комнату и поставила скрипку на место. Папа сказал «конечно», значит, согласился и больше не о чем думать. Сейчас надо взять деньги из копилки, положить в карман передника, взять инструмент и заниматься. Показать всем серьёзность своих намерений!
Три часа пролетели, как три минуты. Я опустила уставшие руки, едва не уронив скрипку на ковровую дорожку, и расцепила сжатые зубы. Маленькая, но очень сложная пьеса, которую я сыграла сто раз, наконец-то получилась почти хорошо и не рвано. Сложив скрипку на место, упала на софу, раскинув руки в стороны. Выдохнула вслух: