Поев, барышня стряхнула крошки в траву. Степенно обошла высокий короб. У одной из стенок она взялась насвистывать популярный мотивчик. Тут, видимо, резвились влюбленные, поочередно выводя по картону строки песни «У меня есть ты, детка». На другой стенке мисс Шерил обнаружила лист красочной рекламы от турагентства.

Поскольку холмы в зеленых шубах трав с россыпью маков на вершинах напоминали женские груди, мисс Шерил залилась краской и отвернулась. Повернувшись обратно, стукнула в стенку кулачком:

– Мистер!

И тотчас взвизгнула, потому что короб чихнул! Приподнялся и засеменил к другой скамье.

– Мистер… Бокс! – выкрикнула она вслед.

Не получив ответа, нагнала. Зашагала рядом, заложив руки за спину. – Отвечайте немедленно, паралепипипед!

Коробка из-под холодильника поправила:

– Параллелепипед.

– Хам!

– Признаюсь, вы меня пугаете.

– А вы не поворачивайтесь ко мне непристойными картинками, – отрезала, хотя нисколько не сердилась, мисс Шерил.

– Я позову полисмена!

– Мир? – внезапно предложила барышня, заступив дорогу.

Коробка едва не рухнула на нее и засеменила в обратную сторону, вскрикнув:

– Это неприлично.

– Война?

– Боже, у меня снова приступ.

– Ой, простите, – спохватилась мисс Шерил, распознав в голосе неподдельное отчаянье. – Хотите провожу вас домой?

– Дома я! А то, что вы околачиваетесь у моего порога…

– Война, – заключила мисс Шерил и толкнула противника. Он ловко провернулся вдоль оси, благодаря чему девушка рухнула в клумбу, усыпанную маргаритками. Когда приподнялась, коробка улепетывала вприпрыжку, будто за ней гналась стая фурий.

Теперь подумайте, леди и джентльмены, что может почувствовать бесповоротно отверженная даже теми, кто отвержен бесповоротно? Конечно, мисс Шерил подтянула ноги к груди и уткнулась лицом в колени, плечи ее вздрагивали.

– Реветь в декоративных насаждениях запрещено!

– Что? – опешила девушка, глядя на вернувшегося обидчика.

– Прекратите р-реветь. В цветах.

О, вы знаете: война имеет крепкий табачный цвет и запах гари. Потому будем снисходительны к следующей реплике Шерил, которую я привести не в силах. К тому же она вскоре пожалела о том, что бросилась на коробку из-под холодильника с кулаками.

Гнала по улице вплоть до театра. Бегала за ней вокруг полисмена, который всякий раз прикладывал пальцы к кромке шлема, успокаивая зевак: «Репетируют». Он и не думал, что тем самым высказал идею, которая поразила блистательную мисс Шерилл, как вирус покрепче эболы.

На другой день она приняла образ светской львицы с мятной бархатцой в голосе. Вернулась к набережной. И, приподняв край соломенной шляпки, перешла в наступление:

– Хотите, я открою вам мир искусства?

– Нет, – буркнул Бокс.

Она пожала плечиком и положила на скамью контрамарку:

– Поступайте по своему усмотрению.

– Как вы посмели?! Какая возмутительная вульгарщина!

Короб так трясло от негодования, что барышня удалилась столь быстро, сколь позволяли высокие каблучки. Цок-цок-цок-цок. На восточном углу театра она приостановилась. Сложив ладони рупором, выкрикнула:

– Дурак!

А после вечернего спектакля ее внезапно похвалил мистер Кляйнеман:

– Шерил, всегда бы так. Непосредственность, энергия! Немедленно поделитесь секретом с остальными.

– К-коробка из-под холодильника.

– Что?

– Я увидела в зале коробку, – повторила мисс Шерил и рассмеялась.

* * *

– Не был я ни на каком спектакле! – возмущался парапел… да, параллелепипед.

– Бы-ыл, – хищно согнувшись и расставив руки, ходила кругами мучительница. – Бы-ыл.

– Не был! Пустите меня немедленно.

– Я ви-идела.

Хозяин короба вздохнул так, что, казалось, картон осел, сделался ниже: