Солар пообещал принять своих жён обратно, когда они помирятся, но прошли сотни лет, а сёстры до сих пор ненавидят друг друга, стараясь затмить на ночном небосклоне.

***

Закрыв книгу, я безмолвно уставилась в пространство.

Проклятие Танаты…

Это словосочетание вспыхнуло в мозгу мириадами искр. Озарение настигло внезапно. Я отчётливо вспомнила, что должна снять с себя проклятие.

Я проклята Танатой… Но почему?

Воспоминания возвращались медленно и крайне неохотно. Я изо всех сил старалась сосредоточиться именно на проклятии и выудить из памяти хоть что-то, но преуспела лишь частично.

Ритуал! Точно! Он должен был помочь мне снять проклятие!

Прикрыла глаза, и перед ними возникла мешанина знаков. Схема ритуала никак не хотела складываться, и от напряжения заболела голова.

Когда показалось, что я уже на грани повторного озарения, в комнату ворвался Ирвен. Неимоверно злой, словно его напоили ста зельями ярости.

Он посмотрел на брата, и тот всё понял без слов. Поднялся из кресла, кивнул мне и вышел.

Ирвен опустился на кровать рядом со мной и долго прожигал взглядом обсидиановых глаз, а затем сказал:

– Не знаю, вправе ли я чувствовать себя преданным, но мне больно, что ты даже не попыталась рассказать мне правду. Мне жаль, что ты сочла меня недостойным доверия.

Упрёк повис в воздухе. Ирвен не находит, что несколько странно ставить в вину человеку то, чего тот не помнит?

– Не знаю, о чём идёт речь. Я практически ничего не вспомнила, кроме того, что не хотела выходить за тебя замуж…

– Касательно этого… Боюсь, что твоё согласие больше не требуется, Гвен. Я уже всё решил, – его слова тонкими иглами вошли под кожу, но он даже не попытался сделать вид, что моё мнение хоть что-то значит: – Ты станешь моей женой. Я не отступлюсь и не откажусь от тебя даже после того, что рассказал твой брат.

– Допустим, стану… А потом? Что будет потом, Ирвен?

– А потом мы проведём ритуал слияния наших душ, и я умру, – насмешливо ответил он.

– Почему? – тихо спросила я.

– Потому что ты стоишь того, чтобы умереть, Гвен. И точно стоишь того, чтобы воскреснуть.

– Я не понимаю… – потерянно смотрела я на него, чувствуя, как в душе поднимается протест.

Ирвен ошибается. Он не знает чего-то очень важного, какой-то детали, которая меняет всё. И именно поэтому я против нашего брака и задуманного им ритуала.

– Нет, Ирвен! Что-то неправильно. Нужно разобраться… Ты ошибаешься!

Он достал из внутреннего кармана флакон с переливающимся перламутрово-салатовым зельем и сжал в кулаке.

– Это ты ошибаешься, Гвен.

Ирвен вдруг притянул меня к себе и поцеловал. Сначала нежно и трепетно, а потом – горячо и отчаянно, так, словно от этого поцелуя зависели наши жизни. По телу пробежала жаркая волна, а руки сами оплели его шею. Тонкая струйка силы потянулась от меня к нему, но я не возражала. Напротив, с удовольствием напитала его силой и вдруг осознала, что это далеко не первый наш поцелуй. Губы пылали от требовательных ласк Ирвена, а в мыслях, ощущениях и воспоминаниях творился полный сумбур. Этот мужчина вызывал во мне настолько противоречивые чувства, что я не стала даже пытаться их называть.

– Через три дня, в полнолуние ты станешь моей женой, – отчеканил Ирвен, разорвав поцелуй.

– Нет, Ирвен. Я, кажется, проклята… – прошептала я, отчаянно желая ему довериться.

– Я всегда знал, что ты проклята, и всё рассчитал. А теперь пей снотворное и зелье беспамятства, пока ты не натворила больше глупостей.

– Подожди, я не хочу! – взволнованно ответила ему. – Пожалуйста, не надо. Лучше просто поговори со мной…