Положив ладонь на грудь в районе сердца, Вера Петровна медленно опустилась на табурет.

–Всё, помираю. Сил нету смотреть, как мой сынок себя сгубил…

Светлана чистила картофель. Ее руки дрожали от страха и злости. Страх, который взрастила в ней свекровь насчет позора на всю округу, и злость на дочь, что не смогла уберечь честь смолоду. Если б в шестнадцать с парнем спуталась – это еще куда ни шло, а вот в четырнадцать… Что люди скажут? А что они скажут, начнут плевать в лицо, потому что Анька не только семью Ивановых позором покрыла, но и всех девчонок ее возраста.

–Призналась хоть, с кем семя прижила? —свекровь покосилась на Свету.

–Нет, —выдохнула та, бросив очищенную картофелину в таз с водой.

–Узнать бы, кто такой прыткий, что на малолетнюю полез, – процедила сквозь зубы Вера Петровна, потирая кожу под шеей. —Я б ему быстро кое-что оторвала, чтоб мучался.

В дом вошел Тимофей. Увидел женщин в кухне, откашлялся, снял рукавицы и засунул их в печурку.

–Здравствуй, сынок, – со слезами в голосе поздоровалась мать. —Как работа? Сильно замаялся? А у нас такое горе-е-е.

Тимофей сердито посмотрел на нее, но не ответил. Он снял калоши, затем – валенки. Калоши поставил у печи, на железный настил, а валенки положил на печь.

–Тимофеюшка, у меня прям сердце заболело. Я такая слабая становлюся, когда плохие новости доходят, – причитала мать, стараясь, как можно мягче подготовить сына к ужасной вести. —Вот сердце прихватнуло, сижу и бога молю, чтоб сегодня не забирал к себе. Я еще пожить хочу, чтоб на моего Тимофеюшку наглядеться.

Тимофей снял фуфайку, повесил с краю, рядом с верхней одеждой. Подтянул ватные штаны и подошел к раковине. Поднес ладони, и тощий язык рукомойника зазвенел своим противным, оглушающим звуком.

–А у меня с утра прям предчувствие было, что у нас не всё ладно, —перекрикивая железный звон, вытянулась Вера Петровна. —Вот прям как встала, так и поняла, что день сегодняшний черным будет.

–Есть, что пожрать? – вытирая руки вафельным полотенцем, спросил Тимофей у жены, ссутулившейся над ведром с картошкой.

–Через полчаса будет, а пока молока выпей, – бесцветным голосом ответила Светлана.

Мужик постоял рядом с ней, потом повесил полотенце на гвоздик, где оно и висело.

–А где Гришенька? —приторно-сладким тоном спросила мать, наблюдая, как меняется выражение лица у Тимофея.

–Скоро придет, к Ваське на полчаса заскочил. —Ответил Тимофей, уходя в свою комнату, чтобы послушать радио и немного остыть.

–Вот ведь как, где Гришенька пропадает, мы всегда знаем, а чем занимается твоя непутевая дочка – никогда не ведаем. В школу, значит, она не ходит, а только по мужикам бегает. И кто тот ирод, что ее попортил, а? Как теперь жить, Светка?

***

В доме Кучкиных все стояли на ушах. Алексей Владимирович, схватившись за голову, сидел у стола и покачивался, не зная, что делать. Его жена, Клавдия Степановна, охала и вздыхала, стараясь не потерять сознание. Дед с бабкой спрятались в комнате, Лиля слушала вопли матери, притворяясь, будто готовит домашнее задание за письменным столом. А Федя сидел напротив отца и покусывал нижнюю губу.

–Божечки мои, это что ж делается, а?? – задыхалась от волнения Клавдия. —И не сказал! Федька! Феденька! Да куда ж твои глазоньки смотрели? Да каким же местом ты думал?

–Знамо, каким, —буркнул Алексей, бросив на сына короткий презрительный взгляд. —Тем самым, которое обрубить надо, под самый корень.

–Это ж если кто узнает, я ж сгорю, со стыда сгорю! —накрывала ладонями свою голову Клавдия.

–Поди, знают уже, —поддакнул Алексей, опустив руки на свои колени. —Тимофей же ясно сказал, что к нему подошел кто-то там и донес, мол, ихняя девка с нашим Федькой куролесит.