Его опять перебивают, хотя я вижу, как кто-то в зале вздыхает с облегчением.

– Почему вы медлили с иностранной помощью? – вспыхивает румянцем молодая девушка. На лодке был ее брат. Путин долго подробно объясняет. Он говорит, что лодку начали конструировать в конце 70-х годов вместе со средствами спасения и что Северный флот ими располагал. Он вспоминает, что Сергеев позвонил ему 13-го в семь утра, а до этого времени Путин ничего не знал. Сергеев рассказал, что развернули спасательные работы, а Путин его сразу спросил, нужно ли что-нибудь еще от него лично, от страны, от других стран.

– Ответ, – сказал Путин, – был понятный. Они полагали, что у них есть все средства спасения.

Иностранные спасатели, по его словам, официально предложили свою помощь 15 августа. Ее сразу приняли. Только на шестой день они залезли в девятый отсек.

– А если бы мы попросили 13-го? Залезли бы в лодку 19-го. Вряд ли бы что-то изменилось.

– Да что же, у нас нет таких водолазов? – крикнул кто-то в отчаянии.

– Да нет в стране ни шиша! – рассердился президент страны.

Он добавил, что и у правительства Норвегии нет. Контракт на спасение экипажа «Курска» был заключен с коммерческой фирмой, которая специализируется на работах на морских буровых вышках. Теперь водолазы считают, что спасать некого, а значит, нужен новый контракт – на поднятие тел погибших моряков. Между тем у этой фирмы нет даже лицензии на такие работы. Путин дал задание МИДу договориться с норвежским правительством, чтобы фирма как можно скорее получила такой контракт, и вроде бы согласие получено. Кроме того, фирма поставила еще два условия: сменить водолазов и оборудование. Пока все это не произойдет, работы не продолжатся.

Этот ответ производил впечатление внятного. Люди внимательно и напряженно слушали его. Никто уже не перебивал Путина. Наконец-то за столько суток они услышали то, что было понятно, что не вызывало возражений.

– Сколько же мне ждать сына? – спросила тут одна женщина без злости. Действительно хотела узнать сколько.

– Я понимаю, – ответил Путин. – И уехать невозможно, и сидеть тут нет сил.

– Да и денег нет, – добавила она в сердцах.

Путин буквально ухватился за ее слова:

– Я расскажу про деньги.

– Не надо про деньги! – попросили сразу несколько человек из зала.

– Я понимаю. Да если бы я мог, я бы сам туда залез!

Следующий час Путин рассказывал про деньги. Он пожаловался, что у нас много запутанных законов, которые загоняют в угол любую проблему, и пообещал в этом случае обойти их все.

– Одна женщина, жена механика с «Курска», подошла ко мне и сказала, что десять лет зарабатывала сыну на ученье. И вот муж погиб. И спросила, а нельзя ли получить зарплату мужа за десять лет вперед, чтобы выучить сына. Я подумал, что это будет справедливо. Каждому из погибших будет выплачено среднее жалованье офицера за десять лет вперед.

Зал просто присмирел. Люди стали шевелить губами, пытаясь прикинуть, сколько же это будет. Потом долго спорили, сколько это – среднее жалованье. Путин сначала сказал, что три тысячи в месяц, а потом заглянул в свои бумажки и извинился: шесть. Зал принялся было спорить и убеждать президента, что его обманули и офицеры столько не получают, но, когда Путин объяснил им, что если принять его цифру, то семьи получат гораздо больше, возражать не стал.

Тон выступлений с мест категорически изменился. Встала женщина из Дагестана, объяснила, что ее сын был гражданским специалистом, а деньги пообещали только членам экипажа, и вспомнила Путину, как он признавался в любви к дагестанцам после чеченского вторжения.