– Ты хочешь сказать, они – родственники? – недоверчиво смотрю на Кудеяра.

– Чудеса генетики, – пожал плечами царевич. – Кстати, эти таблички нарисовала Ольха, она здесь в белом платье. У нее удивительный талант, так говорят все ее учителя, хотя и без их слов нам понятно, что Ольха очень одаренная, – рассказал Кудеяр, с любовь проведя пальцем по табличке. – Правда, она, «как и каждый художник», немного не от мира сего, как говорит наша бабушка… впрочем, наша бабушка сама и подает ей пример. А вот Драгомира, – он указал на девочку с черными волосами. – Она настоящая царевна, любимица отца. Копия матери. В свои десять она в совершенстве знает все правила приличия и этикета, прекрасно держит себя в высшем обществе, разбирается в моде, балах и потихоньку начинает вникать в дела государства.

– Дети-гении, – хмыкнула я. – Не помню, какой я была в свои десять, но вряд ли я разбиралась в балах и рисовала такие портреты…

– Нам, царским отпрыскам, положено быть гениями. Я в свои десять лет мог сварить зелье, способное убить взрослого виверна одной чайной ложкой, – пожал плечами Кудеяр, потом показал нам вторую пластинку.

На ней была изображена худощавая, скорее даже скелетообразная, откровенно некрасивая женщина, или даже старуха, с темной серо-голубой кожей и болотного цвета глазами. Длинные, как будто поблекшие светло-серые перья на голове были обхвачен на лбу кожаным ремешком, одежда – мешок с прорезями для головы и рук, подпоясанный на талии веревочкой.

– Это – Ольга. Мне приятно думать, что она моя наставница… правда она сама это отрицает.

– Гхм. Носить с собой портрет наставницы? – хмыкнул Дейк, который незаметно подсел к нам.

– Я восхищаюсь ее даром… в свое время я готов был поклоняться ей, как божеству, – объяснил царевич, благоговейно вздохнув. – Она всевидица, знает все, абсолютно все в этом мире! Она мысленно задает вопрос и ей тут же приходить в голову ответ, это же изумительно! Этот великий дар забрал у нее стихию, физические силы и красоту, но зато она бесценна для царя и всей страны, без нее не принимается ни одно решение… хотя когда-то, еще до моего рождения, ее считали безумной дурой.

– Ну, это не очень интересно, – фыркнул рыцарь. – Давай дальше.

На третьей пластинке были изображены двое. Наконец-то я увидела настоящего сенари! Широкоплечий высоченный буйвол с белыми перьями вместо волос, широкими белыми бровями, сгорбленным широким носом, большими губами и злыми прищуренными глазами, взгляд которых даже с пластинки заставил мои колени задрожать. Рядом с ним – женщина, маленькая и изящная, бледнокожая, ушастая женщина с изумрудными глазами и поседевшими черными волосами. Ее красоту портил уродливый шрамом, рассекающим правую сторону лица от середины лба до самой шеи. У обоих обручи на лбах, оба в странных одеждах, похожих на те, в которых была черноволосая девочка с первой пластины.

– Это твои родители? – спросила я.

– Да, – вздохнул Кудеяр. – Хорошо вышли.

– Надо же, так похожа на Тому! – заметил Дейкстр, всматриваясь в лицо царицы. – Только злее… я по губам вижу, злющая, как собака!

Царевич недовольно покосился на рыцаря, но тот как будто не заметил.

– Кстати, я забыла сказать! Я ведь знаю твоего друга, Али ибн Дамьяра! – воскликнула я, вспомнив, откуда знаю о похождениях этой дамочки. – Он рассказал мне о том, как вы с матерью ставили на место Тангейское правительство несколько лет назад.

– Ах, да! Забавный был раб, – Кудеяр кивнул, по его лицу скользнула улыбка. – Рад, что он еще жив.

– Он ищет тебя.