Там же и развесила большую часть заготовленных веников. Прямо на сучьях. Пусть сохнут. Потом потихоньку все перетаскаю.

А вот косить оказалось сложнее, чем я думала. Приходилось работать внаклонку и спина уставала нещадно. Моя память выдала очередное откровение из прошлой жизни — косу литовку. Я вспомнила не только сам инструмент, но и как им нужно косить. Шаг, взмах... Шаг, взмах... Разойдись плечо, размахнись рука... Вжих-вжих... Коси коса, пока роса... Вжих-вжих... Роса долой, и мы домой... Вжих-вжих...

Я даже вспомнила утреннюю свежесть, как становится жарко от работы, как вокруг начинают виться злющие оводы, и как прекрасно после косьбы прыгнуть в реку, смывая пот и усталость... и как вкусен потом, после купания, завтрак на траве...

Но сейчас, скосив небольшую полянку я еле разогнулась. И этой штукой придется заготавливать сено для коровы?! Очень сомнительно удовольствие... может быть я просто не взяла у старостихи дедову косу-литовку?

Подвяленную на послеобеденном солнышке траву я, как могла сгребла в валки и оставила сушиться. Вот еще один минус горбуши. Этой косой косят, размахивая из стороны в сторону, трава разлетается куда попало и ее потом приходится собирать по всей лужайке. А литовкой сено само ложится в валки...

Возвращалась я уже вечером, когда солнце скрылось за горизонтом, в воздухе ощутимо посвежело, а сверчки начали настраивать свои скрипки перед ночным концертом, издавая пробные длинные трели.

Приволокла пяток ивовых веников и огромную вязанку травы, часть сунула в кроличьи ясли, часть разложила под навесом в летней кухне сушиться. Веники развесила по периметру ямы, так чтобы зайцы могли достать. Они, кажется, так и сидели под яслями. Но вроде бы возле одного из «окон» появилась кучка земли. Значит пытались рыть нору. И это отлично.

- Лола, - снова завел свою шарманку дед во время ужина, - может не пойдешь... опасно же. Боюсь я за тебя, внученька...

Ужинали мы, как обычно, на его постели. Я рассказывала, как прошел день, что сделала, что задумала сделать. Дед подсказывал, давал советы. Ему эти вечерние посиделки были нужнее, чем мне. Так он чувствовала свою нужность и причастность к делам нашей маленькой семьи.

- Не бойся, дед, - я старательно улыбалась, - все будет хорошо. Я же не ночью, я же днем пойду. А вечером уже в городе буду, где-нибудь в постоялом дворе...

- На постоялом дворе монеты нужны. А я тебе ни медяшки дать не могу. Ни одной нет, - дед расстроенно вздохнул, теребя уголок одеяла левой рукой. Он всегда так делал, когда нервничал.

- Ты мне, деда, лучше про деньги расскажи. А то иду корову покупать, а сама о деньгах не знаю ничего, - рассмеялась я. И как я упустила этот момент? Вот так кино было бы! Приперлась девице золото продавать, а ей в руки ракушки суют. И что бы делала тогда?

- Ну, дак, - дед снова вздохнул, - самая мелкая монетка — медянка. За нее можно в таверне перекусить. За две-три — пообедать хорошо. За пять - поужинать и комнату снять на ночь. Сотня медянок — это серебрянка... за корову надо не меньше пяти серебрянок отвалить...

Дед снова вздохнул и замолчал...

А я подумала, что если есть медные и серебряные монеты, то должны быть и золотые...

- Деда, - осторожно спросила я, - а золотые монеты есть?

- Есть... Да только я в жизни своей таких денег в глаза не видел. У нас с бабкой Далией и пяти серебрянок-то в руках не было. Мы-то корову, да всю остальную скотину от родителей получили, как свадьбу сыграли... и дом этот мой отец лично строил. Говорил, что и мне, и моим правнукам хватит...