Мне сделали укол анестетика между глаз, и врач стал закладывать в мой искривленный нос ватные шарики, вымоченные в жидком кокаине. Затем ввел в ноздрю большой холодный металлический стержень. Медсестра зажала в руках мою голову, и врач, устойчиво расставив ноги, с силой налег на стержень. Раздался хруст, врач выпрямился, покачал головой и снова наклонился надо мной. Второй тошнотворный хруст – врач выпрямляется и снова качает головой.

Казалось, острая боль ввинчивается прямо в мой мозг. Я глотала кровь, стекавшую по задней стенке гортани, ощущая ее металлический привкус. Все мое тело прошиб холодный пот, мне казалось, что меня вот-вот вырвет или я потеряю сознание.

Я слышала стоны, источником которых, как потом скажет мама, была я сама. Но тогда я была уверена, что эти стоны доносятся из угла комнаты, где сидела она, сжавшись, на стуле, зажав рот руками, с побелевшими и округлившимися глазами. Видеть ее реакцию было страшно. Маленький ребенок после падения часто смотрит на мать – как она отреагирует, прежде чем решить, как реагировать ему самому. Видеть собственные муки на пепельно-бледном лице матери – это делало боль еще более сильной, более шокирующей.

Однажды поздним вечером я наткнулась на бутылку «Скул Хаус Пино Нуар». Она была в кухонном шкафчике маленького домика моих родителей в Капитоле. В первой половине года я купила эту бутылку для Кита, когда мы с друзьями ездили на дегустацию вин в долину Напа по случаю девичника Дорианы. Похоже, больше не было смысла хранить ее.

К концу этой бутылки я была в истерике. Я позвонила своему младшему брату Райану в Лос-Анджелес, я рыдала так, что не могла говорить и захлебывалась воздухом. Райан слушал и плакал вместе со мной. Наконец, пока я не бросила трубку, он решил перебить мои всхлипы.

– Хэннон… – Райан был единственным человеком, который так меня называл. В раннем детстве он не мог выговорить первый звук моего имени, и к тому же «Хэннон» было легче выкрикивать. Теперь, в свои двадцать шесть, он все равно продолжал меня так называть. – Хэннон, мне необходимо услышать, что с тобой все будет хорошо.

Я понимала, что Райан просто хочет возвращения меня прежней. Я понимала: он думает, что со временем мне следует начать встречаться с кем-то. С кем-то из своей бывшей школы или колледжа, с кем-то, кого я знала до Шона. Кроме того, он хотел, чтобы я окончательно вернулась домой, и полагал, что, если бы я смогла влюбиться в калифорнийца, то, наверное, остепенилась бы и успокоилась. Сам Райан год назад женился – на красивой, искрящейся энергией девушке, которая умела во всем видеть солнечную сторону. Она была ему хорошей парой. Райан хотел все исправить, когда кто-нибудь расстраивался, а она хотела, чтобы все было исправлено. В этом они были похожи.

– Хэннон, просто скажи, что с тобой все будет в порядке.

Но я не могла сказать своему брату то, что он хотел услышать.

– У меня конференция в Бостоне, – снова и снова напоминал мне папа. – Ты могла бы поехать со мной. Мы могли бы посмотреть на «Фенуэе»[5], как играют «Ред Сокс». И могли бы отправиться полюбоваться на китов.

Я никогда не была в Бостоне и при нормальных обстоятельствах с радостью ухватилась бы за возможность узнать новый для меня город, исследовать его достопримечательности и полакомиться морепродуктами. Но я была не готова ни с кем делить маленький отельный номер, поскольку бо́льшую часть времени мне хотелось быть одной. И я определенно была не готова смотреть китов.

– Я записал для тебя ту серию «Сейнфелда», где Джордж выдает себя за морского биолога. Когда захочешь посмотреть, дай мне знать, – папа не оставлял попыток.