Гости сидели на корточках, на коленях или облокотившись на диванные подушки вокруг сервированных обеденных скатертей, покрывавших каждый квадратный дюйм пола, кроме узких проходов, по которым бесшумно перемещались слуги. Гости поднимались, по одному или небольшими группками, чтобы вручить подарки сидевшим в отдалении от остальных на небольшом помосте остикану и его сыну. Дарители вставали на колени, склоняли в поклоне головы и протягивали кувшины, тарелки и блюда из золота и серебра, драгоценные броши, тиары и медальоны для тюрбанов, отрезы шелка с золотым орнаментом и множество других прекрасных вещей.

Этим вечером я узнал, что на Востоке тот, кто дарит подарок, в ответ получает не благодарность, но такой же богатый дар. Впоследствии мне приходилось видеть, что в результате целой серии таких обменов даритель нередко возвращается с подарком намного более дорогим, чем тот, что он первоначально вручил. Однако тем вечером меня скорее изумила, нежели восхитила эта традиция, ибо в соответствии с ней остикан Хампиг, у которого была душа продавца, просто вручал каждому очередному дарителю какой-нибудь предмет из груды ценных вещей, которые ему преподнесли раньше. В результате это привело лишь к оживленному круговороту подарков, так что в конце концов гости отправились домой приблизительно с тем же добром, которое и принесли.

Хампиг сделал лишь одно исключение: когда пришла наша очередь встать и двинуться к помосту. Как и предсказывал дядюшка, остикан настолько обрадовался, получив наш брикет шафрана, что приказал своему сыну Какике встать и сходить за чем-нибудь необычным, чтобы одарить нас взамен. Какика вернулся через некоторое время с тремя предметами, на первый взгляд ничем не примечательными. Мне показалось, что он принес просто три маленьких кожаных кошелька. Однако, когда Хампиг благоговейно вручил их моему отцу, мы увидели, что это были семенные железы мускусного оленя – кабарги, – плотно набитые драгоценным мускусом. Три оленьих мошонки были снабжены длинными сыромятными ремешками. Хампиг объяснил, для чего это нужно:

– Господа, привяжите оленьи мошонки поверх своих яичек и тайно носите их там – это сохранит вас в путешествии.

Мой отец выразил искреннюю благодарность за этот подарок, а дядя разразился пьяной, полной признательности, льстивой речью, которая могла бы длиться бесконечно, если бы он не закашлялся. Я не понял тогда, насколько ценным был этот подарок и как щедро одарил нас скряга Хампиг. И лишь впоследствии отец объяснил мне всю ценность этих трех мешочков, полных мускуса, который по стоимости равнялся тому, что мы потратили в тот день на базаре.

После того как мы в последний раз поклонились остикану и покинули помост, его сын вышел вперед, пошатываясь, нетвердой походкой, чтобы присоединиться к нам за нашей скатертью. Она располагалась, разумеется, довольно далеко от почетного помоста, среди не очень знатных гостей, а возможно, и самых бедных и дальних родственников. Какика, который к тому времени был пьян, как и все в зале, заявил, что хочет посидеть с нами какое-то время, поскольку его невеста больше походит на нас, чем на него или кого-нибудь из его людей. Какика пояснил, что, будучи черкешенкой, принцесса Сеосерес была светло-кожей, с каштановыми волосами и необыкновенно правильными чертами лица. Он еще долго распространялся о красоте невесты («Красивей, чем луна!»), ее нежности («Нежней, чем западный ветерок!»), свежести («И ароматнее, чем благоухание розы!») и других многочисленных до стоинствах.