Передал вожжи бывшей баронессе, надел ей на спину ранец с хирургическими инструментами – все же какая-никакая, а защита от пули – и сказал:

– Приготовься, милая, к гонке. Со стрельбой.

Поцеловал жену, после чего вынул из-под сиденья тарантаса английский карабин и смачно щелкнул затвором.

– Ты так спокойно об этом говоришь? – удивилась Наталия свет Васильевна.

– А чего трястись? От судьбы не уйдешь. Будет наша судьба, милая, будем живы, не помрем. Но как в русском народе говорят: на Бога надейся, а сам не плошай. Вот и я плошать не буду. – И через паузу признался. На всякий случай. Чтоб она это знала. – Я люблю тебя.

– А я тебя обожаю, – ответила мне жена, сияя синью глаз.

Преследователи, заметив нас, и особенно наше неторопливое передвижение, стали понукать коней, чтобы быстрее сократить разрыв между нами. И это хорошо. Потому как стрелять в невиновных людей мне бы не хотелось.

Коренным в первой тройке преследователей шел, высоко вскидывая передние ноги, красавец орловский рысак. Его было жальче, чем людей, но уж такова ему выпала планида. Кони на войне – самые невинные ее жертвы.

Прицелился и выстрелил я метров за четыреста.

Английский карабин лягнул прикладом в плечо как испуганный мерин копытом.

Однако и результат стал сразу виден. Коренник упал. Пристяжные, запутавшись в сбруе, попадали след за ним. Фаэтон, ломая оглобли, встал, задрав зад перпендикулярно дороге, ссыпая с себя седоков в пыль. Винтовки полетели на землю отдельно от преследователей.

Вторая тройка сбросила скорость, объезжая неудачников по обочине.

Тут я выстрелил второй раз. Коренной второго фаэтона – рослый караковый жеребец неизвестной мне породы, повалился на левую пристяжную. Однако катастрофы, как с первой пролеткой, не случилось. Вторая тройка просто встала. И с нее по нам стали тут же стрелять из винтовок.

– Гони, милая, – крикнул я, передергивая затвор.

Легкая плетеная пролетка быстро стала набирать скорость, влекомая двумя резвыми лошадьми, которых Наташа нахлестывала не жалея вожжей.

Удалось еще пару раз выстрелить, пока преследователей наших не скрыл лесной поворот.

Вынул из винтовки магазин. Добил его количеством расстрелянных патронов. Пусть будет в нем положенный десяток. Под огнем перезаряжаться мне как-то не климатит. Жаль, магазин всего один. Трифон, Триша… Мать твою через коромысло! Думал он, что тут как в трехлинейке, где магазин со стволом составляет единое целое, вот и не озаботился запасными, когда воровал этот карабин у себя в дивизионе. Лучше бы он пулемет «льюис» там украл. Тогда бы нам сам черт был бы не брат. Тачанку-то еще Нестор Иванович[27] не выдумал. Вот и была бы у нас тогда вундервафля[28]. Но, за неимением бумаги гербовой, придется писать на пипифаксе[29].

Гнали долго, обходя Борисоглебск на восток по дуге, пока кони не покрылись мылом, которое стало хлопьями слетать с их боков.

Наконец, убедившись, что оторвались от погони, стали в лесочке на дневку у небольшого ручья, дать лошадкам роздых. Хотя бы на время.

Обтереть соломой.

Напоить, когда остынут от скачки.

Конь – не человек, устает быстро.

Да и самим поесть не помешает.

– Милый, я с тобой до самой смерти, – вдруг сказала жена. – В богатстве и бедности, болезни и здравии. Куда скажешь, туда и пойду. Ты только поведай мне: куда стопы направил? Не держи меня в неведении.

Вопрос в глазах жены был непраздным. Она хотела определенности. Хотя бы в направлении движения. Справедливое желание.

– В Америку, – ответил ей честно.

– В какую Америку?

Удивил, ничего не скажешь, удивил женщину. Америки она никак не ожидала.