Чэнсу Миншенг кивнул, продолжая неторопливо расхаживать по комнате. Сквозь распахнутые окна с улицы доносился птичий щебет, и слышалось, как в кронах сливовых и персиковых деревьев мягко шелестела листва, которую ветер перебирал своими невидимыми пальцами.

— Она всегда была мудрой и доброй женщиной, — сказал он, и Цзиньлун уловил теплоту и уважение в голосе отца. — Не зря много лет назад, сразу после смерти моей дорогой Чанчунь, я сделал её старшей наложницей. Она этого и впрямь достойна!

Господин Миншенг улыбнулся, и мелкая сеть морщин расползлась вокруг его тёмных глаз, а серебро в длинных волосах в очередной раз напоминало Цзиню, что отец уже не так молод.

Тем временем господин Миншенг снова открыл рот, собираясь продолжить их разговор, но ему помешали. В дверь кто-то тихонько постучал, и вскоре в комнату вошёл слуга. От быстрой ходьбы его дыхание сбилось, а подол ханьфу насыщенного коричневого цвета колыхался при каждом шаге.

— Господин Чэнсу, вам письмо из столицы! — отчитался он и, поклонившись, протянул Миншенгу пергаментный свёрток. Как только свёрток оказался в руках у господина, слуга, попятившись, вышел за дверь и оставил отца с сыном в кабинете вдвоём.

Не возвращаясь к столу, Миншенг нарушил императорскую печать, развернул свёрток и принялся читать послание Люу Тао. Цзиньлун наблюдал за тем, как глаза отца бегают по дорогой рисовой бумаге. По мере чтения лицо отца становилось всё более мрачным, а затем и вовсе побагровело; ноздри гневно затрепетали, и Цзинь всё ждал, что оттуда повалит едкий дым. Закончив читать, Миншенг с силой отшвырнул письмо в сторону, и оно, вновь свернувшись, оказалось на полу, подсвеченное золотистыми лучами солнца.

— Вот значит как! — произнёс Миншенг, и голос его дрожал от с трудом подавляемого гнева. Некоторое время он стоял, молча смотря на письмо, словно то было огромной серой крысой, переносившей чуму. — Значит, слово покойного императора из династии Сюнь ничего не значит для Люу Тао? Так он чтит своих предков?

— Что случилось, отец? — нахмурился Цзиньлун, давно не видевший отца в таком гневе. Он покосился на письмо. — Что так расстроило тебя?

— Люу Тао пишет, что его дочь не сможет стать твоей женой, — после длительного молчания, ответил Миншенг, а Цзиньлун удивлённо вскинул тёмные дуги бровей. Не такую весть он ожидал получить из императорского дворца, хотя в глубине души, где-то очень глубоко, Цзинь был рад такому повороту. — Он сообщает, что принцесса Юйлань повредилась рассудком, и император был вынужден отправить дочь в Джунсюнь, в храм «Тысячи плакучих ив» для поправки её пошатнувшегося здоровья. А вместо дочери, вместо наследной принцессы, чтобы заткнуть наши рты, он предлагает две сотни своих верных подданных! — Из-под верхней губы Миншенга выглянул ряд белоснежных зубов, когда тот оскалился. — Так же он пишет, что наследник рода Чэнсу может выбрать в столице любую девушку благородных кровей, и сделать её своей женой или же наложницей.

Чэнсу Миншенг уже почти рычал от злости и унижения. Его лицо раскраснелось.

— Он бросает нам обглоданную кость, словно мы оголодавшие собаки! Какая невероятная наглость! Какая дерзость! У Люу Тао нет чести! Гнусный лжец!

— Думаешь, император лжёт? — спросил Цзиньлун.

Неужели Люу Тао настолько самоуверен, что решился пойти на обман?

— Разумеется, лжёт! — всё более гневался господин Миншенг. — Как бесчестно с его стороны предлагать вместо наследной принцессы дочь одного из своих министров или советников! Разве это равнозначная замена? Как же, оказывается, коротка его память! Он видимо забыл, с чьей помощью династия Сюнь пришла к власти!