– Я могу… посмотреть его? – запнувшись, спросила Даша.

– Ты врач?

– Нет. Не совсем… Но я умею некоторые вещи…

Тут бы ему закричать на неё, обозвать шарлатанкой, ну вот зачем она так?! У них беда, с которой врачи справиться не могут, а она… насмехается будто. Но Григорий не закричал, не отказался от чая, и даже с места не поднялся с намерением тут же уйти, услышал свой голос, несказанно удивляясь собственным словам:

– Что ж, попробуй, если не шутишь.

Девушка кивнула. Сомнения, отразившиеся на его лице, она, разумеется, заметила, но насмехаться не стала. Попробует. Она непременно попробует поднять на ноги мальчика. Но если его травма действительно психологическая, ей необходимо будет знать, где и при каких обстоятельствах Егорка получил её. Иначе не справиться.

– Что ты делал ночью на кладбище? – снова в лоб спросила она, и Грише показалось, она просто не умеет говорить длинными фразами, только выдавать короткие рубленные предложения вопросительного характера, ставя собеседника в тупик своей прямотой.

– Жена на нём похоронена. Мама Егора. – Ему нечего скрывать, ответил, как есть.

– Я не о том. Что ты делал там ночью? – спросила так властно, что Григорий растерялся. И снова захотелось сбежать, но он снова остался понуро сидеть за столом, кроша пальцами надкусанный круассан.

– Соскучился! – фыркнул он, посчитав подобный ответ достаточным для удовлетворения её любопытства.

– Соскучился или тянет? – требовательно глядя ему в глаза, настаивала девушка. Будто бы есть в этих определениях существенная разница!

И тут он не выдержал. Поднялся из-за стола, уронив стул, двинул по поверхности стола чашку, расплескав чай, и пошёл в гостиную, так стремительно, что грохот упавшего стула догнал его уже в дверях кухни… Он замер на мгновение, обернулся резко, свирепо глянул на застывшую у стола девушку.

– Какое тебе дело до нас?! – холодно бросил он, уйти просто так показалось не очень хорошей идеей.

Она не ответила, он прошёл в гостиную за сыном, подхватил недоумевающего Егора на руки, довольно грубо посадил в кресло, покатил его к выходу. И мальчик не посмел возразить, лишь тайком от отца поднял ладошку и, едва сгибая пальцы, помахал появившейся в гостиной Даше. Она улыбнулась и кивнула, дав понять мальчику, что не обижается на его отца.

Ночью Григорий снова отправился на кладбище. Этот маршрут стал привычным до такой степени, что бабушка перестала задавать вопросы, лишь до сих пор неодобрительно качала головой и провожала внука обеспокоенным взглядом, а иногда даже крестила украдкой. Но вот такого, чтобы вторую ночь подряд Гриша шёл на кладбище, не было давненько, поначалу разве что. Тогда сложно было. Грише пришлось уволиться с работы, чтобы заботиться о внезапно заболевшем сыне. Он возил Егорку по врачам, снова и снова обследовал мальчика, но результатов обследования не давали, врачи лишь разводили руками, мол, здоров мальчишка, физически здоров, а проблемы его в голове искать нужно.

Сколько их было потом – и психологов, и гипнологов – всё без толку. В итоге о передышке взмолился измученный Егор, да и бабушка на сторону мальчика встала. Гриша сдался. И с тех пор повадился ходить на кладбище ночами. Днём – никогда, а ночами пару-тройку раз в неделю выбирался. Он сам себе не мог объяснить, что за сила тянет его к могиле жены, сначала пытался найти ответ, а после рукой махнул. Раз ходит, значит, так нужно. Иногда, правда, сопротивляться пытался, превозмогая странную тягу, оставался дома, но наутро силы покидали его, с кровати подняться не мог. Видно, таким образом мстила ему Вероника за пренебрежение.