Наконец старик закрыл книгу и отложил очки в сторону.

– На сегодня хватит, – произнес он. – Не следует перенапрягать ум. Пойди отдохни.

Джулиус вышел из комнаты, посмеиваясь про себя. В свои пятнадцать он был высоким и стройным юношей, внешне поразительно напоминавшим Поля Леви: те же черты лица и тонкие губы, узкие бедра, длинные красивые руки. Однако плечи и грудь у него были широкие, как у Жана Блансара, голову он держал высоко и вел себя вызывающе уверенно, как дед.

Он немного постоял, вдыхая горячий воздух. Пахло амброй, пылью, пóтом араба, устроившего себе сиесту под стеной, а из окна прачки Нанетты доносился запах пропаренного белья – все это нравилось Джулиусу, было частью жизни. Он порылся в кармане в поисках сигареты и, оглянувшись на дом раввина – не видит ли кто, – с наслаждением глубоко затянулся. Еще в карманах нашлись лепесток бугенвиллеи и листок эвкалипта, которые он сорвал на днях в Мустафе. Они увяли и смялись, но аромат сохранили. Он куснул цветок, желая ощутить не только аромат, но и вкус, и пошел по улице, насвистывая песенку, – руки в карманах, в зубах сигарета. На углу улицы его должны были дожидаться приятели. А, вот и они: Марсель Гиберт, Пьер Фалько, веснушчатый сын цирюльника – сорвиголова Тото, метис Бору. Самый младший из всех, пятнадцатилетний Джулиус, был у них заводилой.

– Раньше улизнуть не получилось, – бросил он. – Пошли, времени нет.

Подъем в гору, откуда вдаль по бескрайнему простору уходила дорога на Константину[19], был долгим, да еще солнце палило нещадно.

Через два с небольшим часа предместья Алжира совсем скрылись из виду, и приятели очутились у небольшого леска, скрывавшего их от дороги.

– Ничего себе прогулочка! – шумно выдохнул Пьер. – Я уж думал, мы никогда не дойдем. Будем надеяться, что нам повезет.

– Если дело не выгорит, так хоть повеселимся. – Тото с усмешкой подмигнул Бору и прищелкнул пальцами.

– Когда это нам не везло? – спросил Джулиус. – Стал бы я вас сюда тащить, кабы не был уверен?

– Ладно, что делать-то будем? – спросил Марсель.

Он был самым старшим, и ему претило подчиняться тому, кто младше всех.

– Ты мне должен, дружище, – напомнил ему Джулиус. – Подсчитал должок?

Марсель покраснел, переминаясь с ноги на ногу.

– Может, подождешь до завтра? – пробормотал он. – Посмотрим, как сегодня дела пойдут.

– Три недели прошло, – отрезал Джулиус. – С завтрашнего дня с тебя будет не десять процентов, а пятнадцать.

– А, ладно, тогда сейчас отдам. Пятнадцать мне не по карману.

Монеты перекочевали из рук в руки.

– План пока такой, – начал Джулиус. – Скоро тут проедет торговец. Он сейчас километрах в трех отсюда или около того. Его разморит на солнце, и он захочет размять ноги. Спрячетесь здесь, а я с ним заговорю. Когда подам сигнал, бегите к мулам. Бору привычный с животными управляться, он берет на себя двух. Мы все – по одному. Гоните сломя голову и вопите что есть мочи. Мулы испугаются и понесут. Главное – держитесь покрепче, чтоб не сбросили.

– А если торговец за нами погонится?

– Не погонится, это я беру на себя, – ответил Джулиус.

Мальчишки взволнованно и испуганно переглянулись.

– А что ты с ним сделаешь? – спросил Тото.

– То же, что Давид с Голиафом. – Джулиус похлопал себя по карману.

Приятели недоуменно заморгали.

– Я же еврей, я все знаю, – рассмеялся Джулиус и зашагал к пригорку, откуда открывался хороший обзор на длинную извилистую дорогу и можно было сразу заметить торговца с мулами.

Джулиус лежал в придорожной канаве, положив подбородок на руки. Через час вдалеке наконец показалась небольшая процессия: пять мулов шагали в связке гуськом, на расстоянии фута четыре или чуть больше друг от друга, а на шестом восседал торговец-араб, устало покачиваясь в седле и склонив голову на грудь.