Сакс сообщила Райму о своих находках.
– Девушка его мечты, – пробормотал тот. – Продолжай.
– По-моему, нам пора отправляться на первичное место преступления.
– Сакс, еще минуту-другую. Вспомни, добрая самаритянка, – это ведь была твоя идея.
Амелия недовольно передернула плечами.
– Что ты от меня хочешь? – вспыхнула она. – Снять здесь все отпечатки пальцев? Пройтись с пылесосом и собрать волосы?
– Конечно же нет. Тебе прекрасно известно, что мы сейчас собираем не доказательства для прокуратуры. Нам нужно найти только какой-нибудь намек, указывающий, куда мальчишка мог утащить девушек. Естественно, он не собирается привести их домой. Гаррет подготовил специальное место для них. И уже бывал там ранее. Хоть он и молодой и производит впечатление парня со странностями, но организовано у него все, похоже, как надо. Даже если девушки уже мертвы, готов поспорить, он приготовил для них милые, уютные могилки.
Несмотря на то что Сакс уже давно работала с Раймом, ее до сих пор коробило от его цинизма. Она понимала, что это неотъемлемое качество криминалиста, ведь для того, чтобы раскрыть преступление, необходимо дистанцироваться от связанных с ним ужасов. И все же порой Амелии это действовало на нервы. Возможно, потому, что она чувствовала в своей душе те же зачатки черствости, бесчувственной отрешенности, которую профессиональный сыщик должен уметь включать, когда это необходимо. Но Сакс боялась, что со временем от этой черствости у нее окончательно отомрет сердце.
Милые, уютные могилки…
Голос Линкольна Райма никогда не был таким соблазнительным, как в те моменты, когда криминалист представлял себе место преступления.
– Продолжай, Сакс. Влезь в его шкуру. Стань Гарретом Хэнлоном. О чем ты думаешь? На что похожа твоя жизнь? Как она протекает минута за минутой в этой крохотной комнатке? Каковы твои самые сокровенные мысли?
Если верить Райму, лучшие криминалисты подобны талантливым писателям, вживающимся в созданные образы, растворяющимся в чужом мире.
Сакс снова обвела взглядом комнату. Ей шестнадцать лет. Она трудный подросток. Сирота, над которой смеются в школе. Ей шестнадцать лет. Ей шестнадцать лет. Шестнадцать лет…
Она едва успела поймать мысль, прежде чем та унеслась прочь.
– Райм, знаешь, что тут странно?
– Говори, говори, Сакс, – тихим обнадеживающим голосом промолвил он.
– Мальчишке шестнадцать лет, так? Я вспоминаю Томми Бриско, с которым гуляла, когда мне было шестнадцать. Знаешь, чем были увешаны стены его комнаты?
– В мои времена все мальчишки вешали плакаты с этой жуткой актрисой Фаррой Фосетт.
– Вот именно. А у Гаррета нет ни одной вырезки из «Плейбоя» или «Пентхауза». Ни карт, ни игрушек, ни плакатов рок-музыкантов… И – ты только представь себе – ни видеомагнитофона, ни телевизора, ни приемника. Ни «Денди». О господи, ему шестнадцать лет, а у него нет даже компьютера.
Дочери Сакс было двенадцать, и ее комната напоминала магазин электроники.
– Быть может, все дело в деньгах – он ведь живет с приемными родителями.
– Черт возьми, Райм, если бы мне было шестнадцать лет и я хотела слушать музыку, я бы сама сделала радиоприемник! Подростков его возраста ничто не может остановить. Просто эти вещи Гаррета совсем не интересуют.
– Замечательно, Сакс.
Возможно, но что это дает? Находить улики – это лишь половина работы криминалиста; вторая, и главная, половина заключается в том, чтобы делать на основе этого полезные выводы.
– Сакс…
– Помолчи…
Сакс попыталась забыть о том, кто она такая на самом деле: полицейский из Бруклина, поклонница стремительных машин корпорации «Дженерал моторс», бывшая фотомодель агентства «Шантель» на Мэдисон-авеню, чемпион по стрельбе из пистолета, женщина, отпускающая длинные волосы и остригающая накоротко ногти, чтобы не оставлять на идеальной коже следов, когда в минуты напряжения вонзает их в свое тело.