Снеговичок выпал из маленьких ручек, когда девочку подхватила под мышки мама и побежала назад к воротам бункера, а над головой, подобно раскатам грома, зазвенели выстрелы. От страха Жанна вцепилась в куртку матери, но, вывернув шею, отыскала глазами папу – да, это стрелял он, защищая их с мамой.
Но добежать они не успели. Внезапно женщина вскрикнула, от сильного толчка повалилась лицом в снег и больше не шевелилась. Девочка завозилась, выползла из-под тела мамы, убрала с её лица волосы и тихо прошептала:
– М–мама…?
Но женщина не отозвалась, так и лежала, даже грудь её не вздымалась, лишь голубые глаза раскрыты в ужасе, а из угла приоткрытого рта тонкой струйкой стекает кровь, растапливая белый снег и распускаясь на нём алым уродливым цветком.
Не понимала Жанна, что мама уже покинула бренный мир, убитая стрелой чужаков.
– Жанна, беги! – донеслось спереди.
Но девочка не отреагировала на окрик отца, осторожно трясла маму за плечо и продолжала звать. Весь её маленький мир сузился до мамы, которая почему-то не хочет вставать...
Неожиданно девочку рывком подняли и куда-то понесли – это подоспел папа.
Мужчина, удерживая одной рукой дочь, а другой отстреливаясь от внезапно напавших врагов, двигался к спасительным воротам бункера. Со стен укрепленного города по напавшим уже сыпала градом пуль поддержка.
Тут Жанна и заметила торчащую из спины матери стрелу с ядовито-зелёным оперением; очнулась и закричала:
– А как же мама?! Почему мы бросили её там?
Но папа не ответил, убрав за спину автомат, он поудобнее перехватил дочь и, уклоняясь от летящих в них стрел, ускорил бег, а вскоре удачно миновал центральные ворота. В городе надрывалась сирена, оповещая жителей об угрозе. Не теряя времени, мужчина, отдал Жанну знакомому лейтенанту, наказал отвести в укрытие под их домом, а сам кинулся на помощь тем, кто защищал ворота, не оборачиваясь на жалобные крики дочери.
Маленькая Жанна вырывалась из рук лейтенанта, била кулачками, но тот держал крепко, быстро двигаясь в нужном направлении меж узких проулков и обитых железными пластинами жилищ.
У дома ждала обеспокоенная тётя, завидев девочку с солдатом, побежала навстречу.
– Бога ради! Что стряслось? Опять бунтовщики? А где Тина с Олегом? – воскликнула тетушка, принимая из рук лейтенанта племянницу и прижимая к тёплой груди.
– Не знаю кто, но точно не они. Полковник у крепостной стены, а его жена... погибла. – Молодой солдат с сожалением взглянул на притихшую малышку. – Объявлена тревога первого уровня, немедленно укройтесь в убежищах!
Передав указ, лейтенант поспешил занять свою боевую позицию, а тетушка, поминая господа, кинулась в дом. Зайдя в узкую кухоньку без примечательной мебели и убранства, поставила плачущую Жанну на ноги, присела возле неё на колени.
– Милая, послушай, – морщинистой ладонью вытерла слёзы с щёк девочки, – сейчас мы соберем немного еды с водой и спустимся в убежище, где будем дожидаться папу…
– А маму? – шмыгнула носом, и столько надежды копилось в голубых глазах, что женщина не могла не ответить иначе.
– Конечно. И маму, солнышко, – погладила по русой головке, – ты только постой тут. Хорошо?
Очередной раз всхлипнув, девочка кивнула. Тетушка поджала губы, но просиживаться некогда, поднялась с колен и наскоро стала собирать узелок.
Жанна старалась не слушать выстрелы и вой сирены, старалась не думать о плохом, веря, что всё будет хорошо. Ведь не первый раз уже на город нападают. Тетушка собрала узелок и, схватив малышку за руку, повела в глубь дома. Но на пороге гостиной застыла.