Из-за неё передовая обречена. Или той уже нет... И теперь город Элегия находился в непосредственной опасности.

– Успокойся, – велела сама себе, волей бойцовского духа укрощая поднявшую голову панику. Ещё не известно, что на самом деле произошло с передовой, и делать выводы рано.

Передовица подготовлена и оснащена оружием намного лучше, чем обычные пешие посты, к тому же постов у каждого города по четыре и все они периодически связываются с передовой, а та, в свою очередь, отчитывается генералу Элегии. Даже при условии бурана не может случиться так, чтобы карги одновременно разбили все посты и внезапно напали на передовицу, в непогоду военные постоянно пребывают в боевой готовности, ожидая атаку в любой момент, и при обрыве связи с одной из четырёх контрольных точек моментом заподозрят неладное.

Обдумав всё это, Жанна немного успокоилась, но досада с виной не прекратили сжирать сердце: сегодняшней ночью буран укроет множество мёртвых тел отважных солдат…

В шатре потихоньку зашевелился мрак, неспешно расползаясь по углам, приближался рассвет. Сколько так в раздумьях просидела, Жанна не знала, очнулась, когда начало уже потрясывать от холода. Махнув головой, она всё-таки укуталась обратно в одеяло, его тепло обожгло изрядно замёрзшую кожу.

«А может, ну его? Замерзну насмерть, и всё – ни плена, ни дитя пришлому безумцу. Обрету свободу...» Но тут же следом сформировалась другая мысль, в которой она, Жанна, давала обещание подруге, что передаст её сыну материнский жетон и скажет, что мать будет наблюдать и оберегать его с неба.

А Жанна никогда не разбрасывалась обещаниями попусту. И раз по воле судьбы угодила к каргам да жива осталась, теперь обязана выполнить долг перед умершей. А заодно и перед отечеством. Она, можно сказать, в тылу врага – так это отличный шанс разузнать его планы и, уличив момент, сбежать, а дальше передать бесценную информацию генералам и на корню подорвать планы каргов.

Значит, чужеземец собирается использовать её, Жанну, в своих целях? Хорошо, она в ответ использует его. А ребёнок? Вот что делать с последним, решит потом, ещё нет гарантии, что тот вообще появится на свет, в мир, давно позабытый всеми Богами.

Губы Жанны растянула уверенная ухмылка. Вчера офицер подверглась насилию и была обычной несчастной женщиной, сегодня она снова боец. Боец, который знает, что делать.

Просто так сидеть и выжидать неизвестно чего Жанна не собиралась, поэтому встала и зашарила по шатру в поисках своей одежды. Штаны нашла, даже майку, пусть и порванную, но ещё вполне сносную, натянула, шипя от лёгкой боли меж ног. Крови на бёдрах совсем не оказалось, словно кто-то обтёр их. И следы укуса с шеи тоже исчезли, как и не было его…

На миг Жанна представила, как всё тот же ненавистный ей карг занимался этим, и её передёрнуло. Но, отбросив лишние мысли, продолжила скрывать своё закоченевшее тело в одежду, и кофту напялила, выудив ту из-под ящиков рядом со столом командующего.

Полковник Зейн… Он был другом отца Жанны, а узнав о смерти её родителей, взял опеку, хоть у него уже был сын чуть старше Жанны. Вырастил в любви, но и в строгости, улыбался, когда девочка стала проявлять интерес к оружию и рукопашной борьбе, обучил, посчитав, что такие навыки не помешают в сложившейся обстановке.

Но вот однажды, когда семнадцатилетняя Жанна неожиданно пришла на очередные сборы в качестве добровольца, полковник взревел и наотрез отказался записывать её. «Ты идёшь на верную смерть!» – не щадя глотку, орал Зейн, наплевав на удивлённые лица коллегии заседателей отбора.