Мидхат не знал, брать ему или не брать. Он ясно понимал, что эта еда – доля вот этих малышей. но как только представил измученный вид Мутахара, его руки сами собой потянулись к тарелке. Вытерев слёзы рукавом и посмотрев на ласковое лицо бабушки, едва слышно промолвил:

– Большое спасибо, баба Хадиса.

Схватил тарелку и убежал восвояси.

Как только он вошёл в дом. Мутахар тут же подбежал к нему.

– Мидхат-агай, а картошка уже испеклась, да?

– Ой, братик… Галиюшка и остальные дети нечаянно съели нашу картошку. Ты не говори об этом маме, ладно? А Хадиса-инэй нам катык дала.

Мутахар то ли слышал, то ли не слышал, что говорил брат, – он уже пил второпях этот напиток. Глядя на него и сглотнув слюну, Мидхат думал: «Неужели не оставит мне?»

Нет ничего тяжелее, наверное, чем быть голодным и смотреть на того, кто ест. Мидхат мучился. «Ладно, я потерплю. Скоро придёт мама», – успокаивал он сам себя. А Мутахар не только не оставил катыка, но и слизнул остатки с пальчиков, водя ими по донышку и краю посуды.

Как всегда, Магикамал-апай вернулась с работы поздно вечером. Только стала она дверь открывать, как Мутахар кинулся ей навстречу с криком:

– Мама, мы не ели картошку, правда!

Мидхат прикусил губу до крови: вот и верь этому Мутахару, а ведь клялся, что ничего не скажет.

– Не ели, брат, скажи, да ведь?! Мы, мы. – тут он вспомнил, о чём они днём с братом договаривались, и тут же умолк.

Магикамал-апай, удивлённо посмотрев на детей, подошла к кровати, нагнулась и стала считать картофелины.

– Где две штуки?..

Мидхат не нашёлся, что сказать, а Мутахар ходил вокруг мамы и мямлил:

– Мы, мы. мы их. мама, а отец скоро привезёт нам хлеба и картошки, да ведь?

Женщина, глядя то на маленького, что-то бормотавшего, то на растерянного старшего, который стоял, уткнувшись глазами в пол, не нашлась что и сказать.

Мидхат медленно приблизился к матери и сказал:

– Мы б даже не взяли без спросу, мама. мы б даже не тронули. – голос у него дрожал.

Мать положила на его хрупкие плечи руки, шершавые от тяжёлой работы.

– Знаю, не тронули бы, сынок. Ох, эта проклятая война!..

Посреди этой неловкой, безрадостной тишины прозвучал громкий голос Мутахара:

– Мама, а я победю войну!

…Вновь похолодало. Почерневшая земля опять осталась под снегом. Словно зима вернулась и заняла свои позиции обратно.

Мидхат и Мутахар сидят дома. «Почему снег не бывает тёплым? Я бы вышел на улицу и побежал бы по нему», – сетует Мутахар. То ли из-за недоедания, то ли простудился, что-то он стал часто болеть, по ночам его одолевает кашель.

Магикамал-апай видит, как младшенький изо дня в день чахнет, и не знает, что делать, как быть.

– Ах, была бы у нас коровушка… да, дитятки вы мои? Не перебивались бы мы так, – убивается она.

– А давай привезём нашу корову обратно! – советует Мидхат по своему разумению.

Магикамал-апай, грустно улыбаясь, говорит:

– Легко говорить, мы ведь продали нашу коровушку…

– Эх, ну и когда же вырастет наш телёнок? У нас, как у Хадисы-инэй, тоже был бы катык. Что-то и я, и наш телёнок никак не вырастем, – лопочет Мутахар.

После его слов у Мидхата ноет в груди.

В последние дни Мутахар сильно исхудал. И сегодня, видать, ему не полегчало: без настроения сидит, еле дышит. Ах, как же развеселить братишку?..

– Мутахар, а давай возьмём уголь, будем рисовать на полу?

Мутахар отрицательно качает головой.

– Э-э, я не умею рисовать!

– А я тебя научу! Иди сюда, нарисуем лошадку. Вот, смотри, как здорово получается. – Мидхат с удовлетворением глядел на свой рисунок. Не услышав ответа, обернулся: – Ну-ка, я посмотрю, что ты нарисовал.