– Ты это к чему ведёшь? – Подозрительно прищурившись, спросил Трегубов.
– К тому, товарищ подполковник, что трудно мне будет ребят на смерть отправить, коль случится такая нужда – сейчас, когда война на исходе… И им будет трудно мой приказ выполнить – зная, что не сегодня-завтра всё закончится….
Трегубов вздохнул.
– Понимаю тебя. Трудно. Но они – солдаты. А ты – их командир. Вот из этой простой максимы и исходи. А что хлопцы твои сдрейфят или приказ не исполнят – я не верю. О вашей группе в Разведупре легенды ходят. Трудно будет твоим, а тебе – во сто крат трудней. Но знаю я – задание вы выполните. Просто потому что это ещё на один день приблизит окончание войны – и я уверен, что хлопцы твои не хуже тебя или меня это понимают… – Подполковник глянул на часы, покачал головой и промолвил: – Заболтался я с тобой, а мне ещё отчёт в Москву подготовить. Давай к своим, надевайте личины жандармские, карты высадки изучите, проверьте ещё разок снаряжение и амуницию – и через три часа выходите, будет «студебеккер» с тентом от комендатуры, на нём на аэродром и отправитесь. На моём «додже» не годится, сам понимаешь, машина открытая…
– Некрасов, ты хотел Гитлера в плен взять?
Снайпер пожал плечами.
– Если бы был такой приказ – то почему бы и нет?
Савушкин усмехнулся.
– Ну, Гитлера не обещаю, а вот Власова взять живьём – только что приказано. И не просто живым, а целым и невредимым. Подполковник Трегубов в начале марта об таком задании говорил, сегодня всё подтвердилось.
В кубрике повисло тяжёлое настороженное молчание. Первым его прервал старшина, угрюмо спросивший:
– Шо, в Берлин летим?
Савушкин вздохнул.
– Если вам будет от этого легче – в этот поиск Николай Тимофеевич хотел с нами сам идти. Генерал Шерстнёв зарубил рапорт. Лично читал его резолюцию…. – Помолчав, уже другим, решительным и бескомпромиссным, тоном продолжил: – Задание такое – летим не в Берлин, летим в Судеты. Район Витковице. Десантируемся на парашютах вблизи фермы нашего человека, Вацлава Штернберка. Там разбиваем лагерь, и на шоссе Гёрлиц-Трутнов выставляем контрольно-пропускной пункт – как фельджандармы. Форма и документы есть, сейчас подвезут, будем облачаться. Есть сведения, что по этому шоссе передвигается Власов. Если он попадает в наши руки – ликвидируем всех сопровождающих, а самого Власова целым и невредимым сажаем в специально присланный самолёт. После этого задание считается выполненным, и мы можем или податься на северо-восток, в расположение Первого Украинского, или в каком-нибудь уютном домике на опушке дожидаться прихода наших.
Некрасов, покачав головой, проронил:
– Судеты – горы.
Савушкин кивнул.
– Горы. И прыгать будем ночью, других вариантов нет.
Лейтенант, глянув на своих товарищей, усмехнулся и промолвил:
– Надеюсь, никто не забыл, что мы в армии? И что идёт война? – И, повернувшись к Савушкину, спросил деловито: – На месте транспорт будет? Или придется пешком вверх-вниз шагать? Много не нашагаем….
– Не нашагаем. Трегубов утверждает, что на месте нам предоставят лошадей. Вот на них и будем по горам, по долам…. Кстати, Андрей, – обратился он к радисту, – У тебя как с конной подготовкой? В седле удержишься?
Радист улыбнулся.
– У нас на Ставрополье охлюпкой[5] все с детства ездят, лет с семи. В седле – это уже взрослые, лет с пятнадцати. – Помолчав, кивнул: – Удержусь.
Тут в дверь постучали. Савушкин бросил: «Входите!» – и на пороге показался незнакомый разведчикам старшина.
– Товарищ капитан, обмундировку немецкую вам?
– Нам.
– Тогда пусть ваши хлопцы спустятся к машине – мне одному всё не сдюжить дотащить.