Фрагмент рисунка Анастасии Новых

«Кто ты?»

От таких неожиданно нахлынувших новых мыслей, пробирающих до глубины души, Ребров даже вздрогнул. Он слегка встряхнул головой. В эту ночь с ним действительно творилось нечто необыкновенное, чего ни разу не случалось. Его сознание привыкло отвечать на вопросы логичными, исчерпывающими рассуждениями. А здесь он задавал сам себе такие вроде бы простые на первый взгляд, но в то же время невероятно сложные вопросы, затрагивающие что-то глубоко личное, что разум с его привычной логикой опера просто зашкаливало от такого перенапряжения в поисках ответов. Ребров снова слегка встряхнул головой, наивно полагая таким способом избавиться от этих мыслей. Но они не только не пропали, а усилили свою атаку, схлёстываясь наперебой с привычными мрачными мыслями о бытии насущном. При этом тело продолжало непрерывно сигналить болью о серьёзных неполадках. В таком жутком состоянии и застал майора очередной телефонный звонок в три часа ночи. Ребров поднял трубку и уставшим голосом автоматически ответил:

– Дежурный пятнадцатого отделения милиции, майор Ребров…

В трубке затараторил женский голос. Обычное явление – пьяный дебош. Чей-то очередной затянувшийся день рождения из-за непомерной дозы спиртного превратил квартиру в боксёрский ринг. И начались выяснения отношений до крови… Ребров соединился по внутренней связи с дежурной опергруппой. Через некоторое время в дежурку вошёл капитан Онищенко с заспанным лицом.

– Ну, и кто там с похмелья да с голоду проломил буйну голову в три часа ночи? – спросил он, потирая глаза.

– Да вон, – кивнул Ребров.

Капитан бегло прочитал запись.

– Ничего себе, аж на другой конец района переться! Эх, дела наши тяжкие…

Онищенко глянул на дремавшего под газеткой Чмиля, улыбнулся и тихо подкрался к нему поближе.

– Рота, подъём! Старший лейтенант Чмиль, два наряда вне очереди! – громко скомандовал он.

Сонный Чмиль инстинктивно вскочил по стойке «смирно», грохнув об пол уцелевший стул и случайно смахнув с тумбочки пепельницу, полную окурков. Но тут же пришёл в себя. Вместе с ним вскочил с перепугу и сержант Костюшкин.

– Тьфу ты, Онищенко! Ты меня когда-нибудь бездетным сделаешь, – недовольно пробурчал Чмиль.

– А почему бездетным? – удивился, смеясь, капитан.

– Почему, почему… – передразнил его Чмиль. – По кочану… Знаешь как на психику влияет…

– А-а-а… – протянул Онищенко и добавил: – Ну, так «власть без злоупотребления теряет свою привлекательность». Не твои ли это слова?

– Ну да, это называется «без понукалки и сказочник дремлет».

Дежурная часть несколько оживилась. Пока Онищенко говорил с Чмилём, подошли ещё двое оперов и водитель.

– Всё, мы покатили, – произнёс капитан, выходя из дежурки.

– Удачи, – ответил Ребров.

После ухода опергруппы Чмиль пошатался по помещению, как разбуженный медведь в зимнюю спячку. Пиная обломки стула, он ворчал себе под нос:

– Вот Онищенко… «сам не гам и другому не дам». На таком месте сон перебил, гад…

– Сядь за пульт, я пока кофе заварю, – сказал Ребров, глядя на старлея.

Чмиль бросил своё «занятие» и грузно уселся за стол, посматривая по сторонам, на ком бы сорваться. Ребров явно не подходил для этих целей. Он был старший по званию, да и мужик неплохой, всегда поступал с ним по-человечески, не то что этот Онищенко. Чмиль окинул взглядом помещение. «В «обезьянник», что ли, заглянуть?» – подумал он, остановив взгляд на камере. Но тут в дежурку вошёл Костюшкин, отлучавшийся в туалет. И Чмиль выбрал себе идеальную цель для выпуска «пара». Он состроил грозный вид и, пользуясь тем, что Ребров ушёл в другую комнату, властно произнёс: