Феликс включил свет. Я зажмурилась, а он, улучив момент во время моего ослепления, чмокнул меня в щеку и бесцеремонно, не разуваясь и не извиняясь за это, с огромной кучей каких-то коробок, прошлепал в гостиную. Вот зачем, скажите мне, заводить бойфрендов? Чтобы они натоптали у вас дома? Или чтобы, услышав вашу просьбу не включать свет, сразу поняли с полуслова, что вы хотите побыть в темноте, причем совсем одна? Я раздраженно вышла из комнаты и… Я хотела бы сказать «хлопнула дверью». Но тут мне придется пояснить, чтобы вы представили моё жилище в деталях.
Мне бы очень хотелось взять и выложить вам тут всё сразу – самую суть. И я с трудом преодолеваю свою нервенность. Но как говорит мой дедушка: «Ты всегда бежишь впереди паровоза». Да, мне нужно научиться не торопиться, поэтому и вы немного потерпите. А еще он любит говорить: «В деталях – Бог». И, возможно, именно его немецкая кровь начинает навязывать мне занудную традицию – разложить всё по полочкам. Есть одна деталь – очень важная в моем доме.
С межкомнатными дверями у меня в квартире не очень. Из прихожей в гостиную ведет арочный проем. Из гостиной в кухню – точно такой же проем, зеркально отражающий первый. На втором этаже, над кухней, – моё пространство, которое я называю просто – «нора»: кабинет, примыкающая к нему крошечная спальня, а к ней в свою очередь примыкает душевая (места для ванны в ней не хватило). В обе эти смежные комнаты можно войти с портика, которым продолжается лестница – и ни там, ни там, опять же, дверей нет. А есть лишь легкие белые занавески, в легкомысленную мелкую ромашку. Я не очень люблю замкнутые пространства. И это была моя идея дизайна квартиры, которую поддержала мама.
Конечно, в верхней душевой и нижней ванной двери есть. Но если вы будете хлопать именно ими – вряд ли ваш бойфренд поймет это правильно. В лучшем случае он подумает, что вы пошли по нужде.
Единственная дверь в нашей квартире, которая ведет в комнату, – в спальне родителей. Она тоже расположена на втором этаже, но не над кухней, а в противоположной стороне от гостиной – над прихожей. Над гостиной же – родители мои, челы не без фантазии, потолок, ведущий на чердак, разрушили совсем, поэтому тут он получился высоченным. Эта огромная комната делит квартиру на два крыла: северное и южное. Родителям достался «юг», потому что я взяла себе «север». Вот такая ориентация.
А теперь та самая важная деталь. Родительская комната уже давно заперта на ключ. Но не папой, который трепетно относится к своим японским гравюрам, циновкам из рисовой соломки и коллекции восточных чаев с посудой для чайной церемонии. И не мамой, которая, возможно, действительно расстроилась бы, узнав, что ее дочь проводит время со своим бойфрендом на их широченной низкой кровати из черного дерева. Эта дверь заперта на ключ мною. Потому что я бы не очень хотела, чтобы мои друзья во время наших пати захаживали туда, даже просто сидели на этих циновках, пусть ничего и не трогая. В комнате какой-то особенный дух, и я хочу, чтобы это пространство осталось только нашим – семейным.
Даже моя «нора» – это вроде моё-моё, и я не пускаю туда кого ни попадя. Но Феликса пускаю, а еще деда, ну и парочку друзей иногда. А в ту комнату нет. Никогда. Может быть, я пустила бы переночевать туда дедушку, если бы он оставался у меня. Но дедушка всегда уезжает к себе. Поэтому сейчас – это только мой дом.
Итак, я хотя бы мысленно хлопнула дверью, пытаясь уединиться на кухне, в надежде успокоить свои нервы чередой суетливых движений. На обеденном столе лежала свежая газета со статьей на первой полосе о теракте в Африке. И стояла сахарница. Я хотела расчистить стол и зачем-то убрала сахарницу и газету в холодильник.