Чиркнула спичкой и закурила. Мы с торфяниками теперь чадим на пару.

Один из тинов, самый высокий, поднял голову, словно услышав мой чирк. В темноте, при свете дальнего фонаря, я могла видеть силуэт его стиляжно загеленного чуба, на манер лисьего носа.

– Эй, слышь? Тя как звать? Зажигалку сбрось, а?!

Сегодня я не слишком расположена вступать в дискуссии, поэтому просто молча бросила спичечный коробок вниз.

– А покурить есть? – не унимался Лисий Нос. Лисята поменьше захихикали.

«Больше всего мне сейчас хочется остаться одной, чтобы…» – мысль на мгновение повисла в воздухе, затем струйкой дыма медленно покинула мой рот и, выплыв в открытое окно, плавно влилась в общее озерцо дворового дыма. Я выбила из пачки половину папирос на подоконник, а саму пачку, где оставалось еще штуки три, злобно бросила вниз. «…Остаться одной, чтобы оказаться наедине с собой», – кто-то медленно разжевал эту тягучую мысль-тавтологию в моей голове. Кажется, в этом чаду я и соображаю, и действую медленно и плавно, сообразно движению потоков дыма.

Лисий нос радостно взвизгнул. Но, ловко поймав пачку и разглядев ее при свете фонаря, он с недоумением поднял голову вверх. Видно, понял, что перед ним простой «Беломорканал», а рассчитывал он, судя по всему, как минимум на «Парламент».

– Чё за штукня! Ты чё ваще?! В каком веке живешь?!

– Жесть! – поддержал его приятель.

– Слышь! А может, ты и сама к нам спрыгнешь? – школота явно вызывала меня на бой. – Посмотрим на это чудо!

Я поняла, что так просто мне от них не отделаться. Неохотно поднялась, сняла очки, положив их на стол, встала на подоконнике в полный рост и, максимально накренившись в сторону улицы, – благо высоты я не боялась даже в детстве – расставила руки в стороны, собираясь полететь…

Странное состояние… Я не играла. Просто была не в себе. И они это почувствовали.

– Чё это она? – забеспокоился Лисий Нос.

– Без понятия… Обкурилась, небось. Уже бледного словила. Может, не надо этот «Беломор»? – предположил кто-то из темноты.

– Эй, ты! Слышь…

На вершине последней «ы» взволнованный Лисий голос сорвался, дав петуха, и я поняла, что Нос не на шутку перепугался. На несколько секунд голос пропал совсем, был только шепоток – лисята совещались. Потом Лисий Нос опять заговорил. Для пущей убедительности – за всех.

– Мне ваще как-то параллельно. Хочешь, прыгай, если хочешь…

Я стояла пластилиновой статуей, не шелохнувшись. Они притихли.

– Но меня как-то не втыкает. Кровяка на асфальте. Крыльев-то у тебя по любасу нет!

Вот уж не ожидала такой прозорливости. Пальцем в небо – а прав: сейчас я бескрыла как никогда…

Мой пластилин внезапно пообмяк и податливо стек с подоконника внутрь комнаты. Стараясь не слушать лисьих улюлюканий и аплодисментов, – последние предназначались, без сомнения, Лисьему Носу, а не мне, – я, немедленно захлопнув окно, исчезла в комнате.

Не включая свет, нашла телефонную трубку и села на пол. Закрыла глаза – «Господи, помоги…» – и набрала номер. Вообще-то я, если честно, не так часто обращаюсь к Богу. Но сейчас не удержалась. Мне очень нужно услышать их…

Я вслушивалась в сигналы трубки с таким чувством, словно пыталась телепортироваться, как в «Матрице», на другой конец «провода», сама взять трубку и получить ответ на свой же вопрос – хотя бы таким обходным способом. Но в ответ лишь прогремел взрыв. Я вздрогнула…

Включился экран телевизора – наверное, я случайно нажала на лежащий на полу пульт. Громкость была включена на полную мощь. Я хотела выключить телек совсем, но, увидев на экране африканские лица, застыла, не успев выдохнуть. Там могут быть они!