Нарисованный медведь выглядывает из-за дерева и смотрит на них. У него расширяются глаза…

В медведя летит бутылка – чтоб не пялился куда не надо! – но не попадает, разбивается о дерево. А медведю в лоб отскакивает осколок – Ауч! Кровя-я-ка…

Короче. Дело к ночи. На свет я появилась, ох, в непростых условиях…

Нет. Стоп! До моего появления случилось еще кое-что серьезное…

За столом конференц-зала хирургической клиники сидят в белых халатах врачи. Мама и папа, аспиранты, сидят рядом друг с другом. Ага! Мама уже носит меня под сердцем! Хотя она еще об этом не догадывается…

На кафедре выступает энергичный пожилой профессор, главврач.

– Просто подрывается авторитет нашей клиники, товарищи! – его голос гневно звенит в тщательно дезинфицированных ушах собравшихся в зале медиков. – У хирургов, связанных какими-либо отношениями, кроме профессиональных и товарищеских, притупляется внимание. Они тратят больше внимание друг на друга, нежели на пациента. И я не позволю, чтобы семейные пары стояли за одним операционным столом!

Главврач складывает свои бумаги в аккуратную стопочку, выпивает стакан воды. Он внимательно смотрит на маму. Она смело, с вызовом, глядит ему в глаза.

– А если некоторые решат связать себя подобного рода «отношениями», то место им, – главврач делает многозначительную паузу, – в разных клиниках! Это я ответственно заявляю.

В ответ на эту гневную речь мама решительно берет под руку сидящего рядом папу.

Как рассказывала мне мама, у главврача с говорящей фамилией Нудов были свои веские основания нести бред по поводу брачных уз и разлучать моих будущих родителей. Он был по макушку своей накрахмаленной шапочки влюблен в мою маму…

Я слегка давлю себе на виски, перематывая кинопленку, и вижу – сказочный солнечный остров! Люди, попавшие на этот остров, гнались не за удачей, не за богатством, а за Большим Солнцем. А может быть, за любовью. Проще говоря, группа русских врачей во главе с папой и мамой, а под мышками – с теплыми куртками, приехали на Кубу.

И вот, очемоданенные, они направляются к зданию местного госпиталя. Их окружает толпа кубинских ребятишек. Одна кубинка что-то экспрессивно объясняет врачам по-испански.

Да, поскольку мои родители срочно хотели связать себя этими узами и только на законном основании делить ложе и стол – пусть и операционный, они использовали первую же возможность помочь дружественному кубинскому народу. Ведь они же не знали, какой я сюрприз им приготовила, задумав собственное появление…

Папа с любопытством осматривает здание. Чистое помещение с белыми простынями на незамысловатых столах, койки из дерева, темнокожие нянечки. Мама улыбается, обнимает папу. Начинается новая жизнь.

Я еще немного перематываю и вижу совсем иную картину: убогое крошечное помещение с щелями в стенах, через которые виден свет. Папа чинит провисшую дверь. Мама трет грязные полы тряпкой. По полу ползают огромные – десятисантиметровые! – кубинские тараканы. Мама в ужасе. Она сбрасывает с ноги босоножку и нещадно истребляет ею насекомых.

Расправившись с тараканами, мама устало прикрывает лицо руками и горько плачет.

Вообще-то я люблю насекомых, но когда мои родители узнали про меня, то почему-то решили, что мое появление на свет будет слишком… э… торжественным для столь прозаической обстановки.

И вот папа, уже в белом халате, стоит у хирургического стола в кубинском госпитале. На улице ночь. Через открытое окно доносятся стрекотание сверчков и цикад, шум океана. Папа целует маму в шею. В кабинете они одни. Затем папа тщательно, большим куском ароматного кубинского мыла, которое было на вес золота, моет руки над эмалированным тазом, мама поливает ему из кувшина.