. Это «темное основание сознания», или бессознательное. Для интровертной установки характерно, как правило, обращение к априорной апперцепции. Как известно, акт апперцепции состоит из двух этапов – собственно восприятия объекта и последующего включения этого восприятия в уже сложившийся образ или понятие, благодаря чему объект и «постигается». Психика не является небытием, лишенным каких бы то ни было качеств; это система, образованная при определенных условиях и особым образом откликающаяся. Любое новое представление, будь то восприятие или спонтанная мысль, пробуждает ассоциации, извлекаемые из кладовых памяти. Ассоциации тотчас возникают в сознании, продуцируя комплексный образ «впечатления», хотя на самом деле правильнее говорить об истолковании. Бессознательная предрасположенность, от которой зависит качество впечатления, и служит тем самым «субъективным фактором», как я его называю. Он заслуживает определения «субъективный», поскольку объективность при первом впечатлении не достигается почти никогда. Чтобы видоизменить и приспособить непосредственные реакции субъективного фактора, необходим обыкновенно довольно трудоемкий процесс проверки, сравнения и анализа.

Несмотря на стремление экстравертной установки рассматривать субъективный фактор как «всего лишь» субъективный, это важное значение отнюдь не сводится к личностному субъективизму. Психика и ее структура вполне реальны. Как уже говорилось, они даже способны трансформировать материальные объекты в психические образы. Воспринимаются не колебания воздуха, а звуки, не волны разной длины, а цвета. Все существующее таково, каким мы его видим и понимаем. Есть великое множество того, что возможно видеть, ощущать и понимать очень по-разному. Невзирая на обилие сугубо личностных предрассудков и предпочтений, психика принимает в себя внешние факты по-своему, опираясь при этом, в конечном счете, на некие законы или основные схемы апперцепции. Эти схемы неизменны, пусть в разные эпохи и в разных частях света их могут называть по-разному. На первобытной стадии развития люди боятся колдунов; в условиях современной цивилизации мы испытываем не меньший страх перед микробами. Раньше все верили в духов, а теперь все верят в витамины. Раньше люди были одержимы бесами, а ныне они ничуть не меньше степени одержимы идеями, и так далее.

Субъективный фактор складывается в конечном счете из вневременных схем психического функционирования. Поэтому каждый, кто полагается на субъективный фактор, исходит из реальности этих психических предпосылок. Вряд ли он при этом ошибается. Если так ему удастся расширить свое сознание вниз и соприкоснуться с основополагающими законами душевной жизни, он окажется обладателем истины, естественным образом присущей психике, если она не искажена непсихическим, внешним воздействием. Во всяком случае, такая истина потянет на весах не меньше, чем сумма знаний, добываемых исследованием внешней среды. Мы на Западе верим, что истина убедительна лишь тогда, когда она может быть подтверждена внешними фактами. Мы верим в предельно точное наблюдение и изучение природы; наша истина должна согласовываться с поведением внешнего мира, в противном случае она «всего лишь субъективна». Подобно тому, как Восток отвращает взор от танца пракрити[16] (physis, природа) и многообразных иллюзорных форм майи, Запад чурается бессознательного с его бесполезными фантазиями. Однако Восток, при всей своей интровертности, отлично умеет взаимодействовать с внешним миром, а Запад, несмотря на свою экстравертность, способен откликаться на потребности психики. В его распоряжении есть институт церкви, которая с помощью обрядов и догматов придает зримое выражение неизвестным человеку сторонам души. Естествознание и современная техника ни в коей мере не являются чисто западными изобретениями. Правда, их восточные аналоги немного старомодны или даже примитивны. Но наши достижения в области психологической техники и проницательности выглядят по сравнению с йогой такими же отсталыми, какими предстают восточная астрология и медицина в сравнении с западной наукой. Я вовсе не отрицаю действенность христианской церкви, но, сравнивая «Упражнения» Игнатия Лойолы с йогой, всякий поймет, о чем я говорю. Различия очевидны, причем значительные. Прыгать прямо с этого уровня в восточную йогу не более разумно, чем стремиться в одночасье сделать азиатские народы полуиспеченными европейцами. Блага западной цивилизации видятся мне крайне сомнительными, но и по поводу присвоения Западом восточной духовности я испытываю схожие сомнения. Впрочем, эти два несовместимых мира все равно встретились. Восток полностью преобразуется, претерпевая необратимые и губительные изменения, и там старательно воспроизводят даже новейшие европейские методы ведения войны. Что касается нас, то наши беды представляются, скорее, психологическими. Наша погибель – идеологии, это и есть давно ожидаемый Антихрист! Национал-социализм близок к тому, чтобы стать религиозным движением, как никакое другое народное движение после 622 г.