И наконец, в ходе психологической войны не следует давать обещаний, которые нельзя выполнить. Во время Второй мировой войны правительство США мало что кому обещало, но отдельные люди давали совершенно невыполнимые обещания. Они говорили такие вещи, которые подразумевали, что голландцы получат назад свою страну и империю, что индонезийцы станут сами управлять своей страной, а все страны, включая Японию, получат доступ к полезным ископаемым Индонезии. Вполне вероятно, что эти американцы добавляли, что они «надеются», «ожидают» или «думают», что правительство США выполнит их обещания. Однако все эти слова были совершенно неуместны, особенно первые два утверждения. Нью-йоркский банкир Джеймс Варбург написал книгу под названием «Незаключенный договор», в которой указывал, что в течение войны США обещали все и всем (он служил в УВИ и, вероятно, знает, о чем говорит) и для того, чтобы выполнить хотя бы часть этих обещаний, надо проводить мудрую, великодушную и продуманную внешнюю политику. Обещания проигравшей стороны быстро забываются; она может списать их и начать свою внешнюю политику с чистого листа. Но обещания победителя помнят все, и ему надо выполнять их, иначе его сторонники от него отвернутся.

Офицер, занимающийся психологической войной, не может ничего обещать людям на оккупированной территории, партизанам, воюющим на стороне его страны, подпольщикам, а также солдатам противника, если его слова не подкрепляются дословной цитатой из речей главы правительства или министров. Кроме того, обещания одних офицеров могут не совпадать с обещаниями других. (В Китае одни американские офицеры говорили китайским коммунистам, что они – прекрасные люди, и США, несомненно, предоставят им материальную помощь, а также моральную поддержку в их борьбе с Чан Кайши. Одновременно другие офицеры заявляли членам китайского правительства, что США не собираются в ближайшее время признавать это правительство и вообще вмешиваться в китайские дела. Китайцы выслушивали эти противоречивые обещания и не могли решить, кто такие американцы – дураки или лжецы. Похожие вещи происходили и в ходе общения американцев с французами, сербами и поляками.) Офицер, находящийся на фронте, не должен обещать населению свободных выборов и других свобод, защиты трудовых прав и даже снабжения продуктами питания, если тыловые службы не могут подвезти их в самое ближайшее время. А если редактор на радио или люди, пишущие листовки, пообещают нечто такое, что не подкреплено позицией правительства или не оправдано политической ситуацией, то это можно назвать безответственным подходом к своему делу. Если пропагандист допустит какой-нибудь ляп, то его страну назовут страной лжецов.

Другой разновидностью ограничений являются ограничения, возникающие в связи с необходимостью сохранять государственные секреты.

Сам характер психологической войны угрожает сорвать планы тех, кто просто помешан на секретности. Органы безопасности созданы для того, чтобы не допустить врага к полезной информации, а пропаганда, наоборот, предназначена для того, чтобы снабжать врага разными сведениями. Безопасность заботится о том, чтобы противник не узнал точных цифр, пропаганда же должна использовать качественную, свежую и истинную информацию, иначе ей никто не будет верить. Требования секретности предполагают, что армейские и военно-морские новости будут придерживаться до тех пор, пока не будет выяснено, что известно противнику; пропаганда же требует, чтобы новости были сообщены врагу еще до того, как это сделают его собственные средства информации, что поможет вызвать недоверие к ним. Требования безопасности не позволяют допускать к средствам информации сомнительных личностей, тесно связанных с противником; а вот офицеры-пропагандисты ищут людей, которые хорошо знают врага, могут разговаривать с ним сочувственным тоном и вызвать тем самым интерес к своим словам, а также людей, которые хорошо знают культуру вражеской нации.