Переход к рациональному разъяснению не только неизбежен, но и весьма полезен, поскольку раскрепощает закабаленное доселе религией или религиозным воспитанием мышление. По мнению Фрейда, оригинальный, искрометный интеллект трех-пятилетних детей быстро и заметно скудеет из-за религиозного воспитания, которое сдерживает «сексуальное исследование» (так в психоанализе называют их интерес к проблемам деторождения и различия полов). Фрейд нисколько не сомневается, что тот, кого однажды вынудили принять без размышлений нелепости религиозных доктрин, несомненно, многое теряет в самостоятельности своего мнения. И это при том, что лучше и полнее всего мы можем овладеть своими влечениями силами разума. Влиянием религиозного или общественного запрета девушкам размышлять о волнующих их проблемах половой жизни Фрейд объясняет и так называемое «физиологическое слабоумие» женщин – плод ошибочного мнения, что их интеллект уступает мужскому.

Впрочем, психоаналитик допускает, что переоценивает дурное влияние религиозного воспитания на мышление людей и готов согласиться с тем, что человек – «существо со слабым интеллектом, неспособное контролировать свои стихийные желания». В то же самое время Фрейд соглашается с защитниками веры, что намерение покончить с религией одним махом абсурдно и бесперспективно, ибо человек, не умеющий контролировать себя без религиозных пилюль, напоминает ему подростка, с детства отравленного дурманом веры. Его лечение потребует немало времени и сил, ему понадобится серьезная перестройка мировоззрения и придется перестать чувствовать себя вершиной творения, объектом попечения божественного провидения и т. д. и т. п.

Не является ли иллюзией, вопрошает себя Фрейд, представление о человеке как о существе, лишенном всяческих иллюзий? И отвечает так: нет, это вполне реально. Хотя психоаналитик неоднократно подчеркивал, что человеческий интеллект слаб по сравнению со страстями людей, но это слабость особого рода: «Голос интеллекта негромок, но он не замолкает до тех пор, пока его не услышат. В конце концов, зачастую после несчетных отвержений он все же находит отклик». Но чуть дальше добавляет с довольно сдержанным оптимизмом: «Пока что примат интеллекта маячит где-то в отдалении, но все же не в бесконечной дали». Фрейд не боится усомниться и в этом, но он уверен, что наука, хотя и медленнее, чем хотелось бы, продвигается вперед: «Однако своими многочисленными и крупными успехами наука доказала, что не является иллюзией, что ее прогресс неудержим».

Что культура делает для счастья людей. Свою самую известную, но, пожалуй, и самую сложную книгу о культуре «Неприятие культуры» Фрейд начинает с замечания Р. Роллана, что в работе о религии автор не учел такой ее источник, как ощущение чего-то беспредельного, «океанического». Психоаналитик очень тщательно обсуждает реплику своего друга, но приходит к выводу, что подобное чувство – остаток изначального состояния психики, когда ребенок еще не отличал себя от внешнего мира, но оно не может быть источником религии, потому что за ним не стоят сильные потребности вроде тяги к отцу, веры в его могущество и способность защитить свое беспомощное дитя.

Предисловие далеко не лучшее место для споров, и все же надо сказать, что есть и иной вариант. Во-первых, Фрейд убежден, что в психике почти ничто не исчезает. Во-вторых, за полвека до француза Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя» (январь 1876 г.) отмечал, что, прежде чем покончить с собой, молодой Вертер прощался с созвездием Большой Медведицы, потому как, созерцая его, понимал, что «он вовсе не атом, не ничто перед ним, что вся эта бездна таинственных чудес божьих вовсе не выше его мысли, не выше его сознания, не выше идеала красоты, заключенного в душе его, а стало быть, равно ему и роднит его с бесконечностью бытия». А если писатели правы, то это заметно меняет представление об интеллектуальном и эмоциональном содержании религии.