— Поздравляю, — кисло протянул Олежкин голос. — Родители будут счастливы.
Очевидно, глиняное недоразумение реагировало на определенные слова, но никуда их не передавало, а то телефон бы уже надрывался. Просто прежде Маша сама с собой не разговаривала, вот кошка и молчала. Но стоило начаться бессоннице и другим сложностям — как семейство сразу проявило себя во всей красе.
— Мне нужны деньги, — Маше было любопытно, чему там еще Олежка кошку научил.
— Это не ко мне, — раздался быстрый ответ. — Звони Мишке, он самый богатый.
— Спасибо, братец, — язвительно проворчала Маша и щелкнула кошку по носу. — Бесплатные советы на каждый день. Бесплатные и бесполезные.
Но злиться на Олежку не получалось — у него наступили тяжелые времена. Любимчик Лаврова, блестящий студент, мальчик с многообещающим будущим два года назад бросил и универ, и вечернюю полицейскую академию и заперся от всего мира, мастеря кособокие игрушки.
Не удержавшись, Маша виновато погладила кошку.
— Все пройдет, — прошептала она. — Все станет лучше.
— У меня и так все отлично, малявка, — огрызнулась игрушка.
Ну конечно.
***
Маша подумала о завтраке в столовке, и желудок скрутило нервами. Если она и мечтала когда-нибудь о популярности, то вовсе не о такой.
Ну ничего, она знает, где найти печеньки.
Кухня в общаге благодаря девочкам с хозяйственно-бытовой выглядела по-домашнему уютной. Пестрые занавески и мятного цвета шкафчики, плетеные корзинки с выпечкой, кружевные скатерти — очень миленько.
***
Чай уже кто-то успел приготовить, ароматный, цветочный, Маше осталось только налить себе чашечку. Аринка, которая по обыкновению страдала с похмелья, варила себе пельмени, что-то бешено строча в тетради. Формулы, цифры, уравнения. Преподаватели говорили, что она математический гений. Соседи по общаге считали ее жалкой пьянчужкой. Правдой было и то, и другое.
— А-а-а, — вдруг громко закричала Арина, отчего Маша едва не подавилась печеньем, — еще и Лавров сегодня! А я тубус с чертежами посеяла… ты не знаешь, где я сегодня ночевала?
— А где ты проснулась?
— Правильно, Рябова, — обрадовалась она. — Где проснулась, там и ночевала. Логика!
Аринка поспешно унеслась. Катя Тартышева, похожая на томную ворону, посмотрела ей вслед, неодобрительно поджав губы.
— С кем только не приходится иметь дела, — удрученно провозгласила она. — Правду говорят, что общага — это школа жизни.
С этим словами она снова склонилась над своими бумажками. Длинные черные волосы упали на тощее вытянутое лицо.
— Сунь-вынь-быстрее-сильнее… ах, чтоб вас! Какая гадость!
— Что ты делаешь? — удивилась Маша.
— Пишу творческую работу для Циркуля, чтобы он подавился, — раздраженно ответила Катя. Она училась на четвертом курсе и специализировалась на лингвистике.
— Чем тебе Циркуль не угодил?
Маше, в общем, было не особо интересно, как там к Сергею Сергеевичу Дымову относятся его студенты, но чай еще не закончился и надо было поддержать разговор.
— Он полный профан, — объявила Катя Тартышева торжественно. — Ничего не понимает. Я ему написала такое потрясающее эссе в стиле декаданса…
— В каком-каком стиле?
— В таком. Мои уста кольцу проложат путь, обеты прорастут сквозь лоно…
Маша едва не ткнулась носом в чашку, чтобы скрыть потрясенный смешок. Бедный Дымов!
— В прежние века умели ценить изящный стиль, но Циркуль сказал, что это вульгарно… Вульгарно! Вот пусть теперь получает «сунь-вынь» в качестве наговора для повышения потенции. Наверняка у него проблемы по этой части!
— У кого проблемы? — вместе с Аринкой, триумфально сжимающей в руках драгоценный тубус, появилась красотка Дина Лерина, которая, по слухам, успела оценить бо́льшую часть мальчиков-студентов. Маша в это не верила, конечно — чисто из математических соображений. По ее расчетам, выходило бы примерно по пять с половиной парней в сутки, что физически не представлялось возможным.