– «Пользовал». Мерзость.

Однако ничто из услышанного не объясняло, почему помощник шерифа так подробно все это мне выкладывал. Не говоря уже о том, зачем вообще это делал. Мог бы просто как-нибудь позвонить в свободную минутку и рассказать, а не приходить специально. Сбоку на моей шее дернулся нерв. Я протянула банку с колой Максу и открыла свою, но все еще не могла заставить себя сесть.

– Из того, что я слышала, на дело серийного убийцы не тянет. Жертва одна, он отрицает, что убил ее. – Не было нужды говорить Максу, что это тянет лишь на тяжкое уголовное преступление четвертого класса – надругательство над трупом. Скромный тюремный срок. – Не возьму в толк, какое, к черту, это имеет отношение ко мне? – Я отпила из банки.

– Когда криминалисты проверили машину, они нашли тайник с альбомом для вырезок и журналами. – Здесь Койот, как мне показалось, взвесил свои слова более тщательно, если это было возможно. – И с открытками.

Немного колы пролилось на ковер Джейн: моя рука дернулась.

– Адресованными, надписанными? – спросила я.

Он покачал головой. Я пожала плечами:

– Куча народу покупает открытки. Даже дальнобойщики.

Он шумно вздохнул и сказал:

– Все журналы были со статьями об убийствах на Шоссе шестьдесят шесть.

«Шоссе-66». Самое крупное в моей карьере дело об убийствах на сексуальной почве. Дело, закрыть которое мне не удалось. Дело, в котором я потеряла молодого агента, ставшего последней известной следствию жертвой убийцы. И единственной, кого так и не нашли. Мне не хотелось задавать напрашивающийся вопрос – тот, на который я семнадцать лет мечтала ответить. Вместо этого я сказала:

– А, фанат. Этот, как, ты сказал, его имя?

– Флойд Линч.

– Он мог быть фанатом: даже у серийных убийц есть фанаты.

– Похоже, журналы в самом деле повлияли на него. Знал он много, в том числе имена жертв.

– Все это говорили в новостях.

– И писали в журналах: «Я перерезал ей ахиллесово сухожилие, чтобы она не смогла убежать, я изнасиловал ее, потом задушил медленно и почувствовал, как податлива косточка в ее горле…»

– Это тоже было в новостях. К тому же он мог и нафантазировать, что-то добавить от себя.

– «…я отрезал ей правое ухо».

А это уже ломало версию, которую я выстраивала. Никто, кроме правоохранительных органов, не знал, какие были у киллера трофеи. И отрезанных ушей так и не нашли.

– Такие подробности мы скрывали, – призналась я.

– Вот что мне рассказали. – Нервничая все заметнее, Макс поерзал на диване и прочистил горло.

Голос его, однако, зазвучал мягко и спокойно. Ненавижу, когда так делают. Это недобрый знак.

– Бриджид, потом, когда криминалисты сказали Джорджу Манрикесу, мед…

– Знаю, судмедэксперту.

– …о журналах, он поднял дело и сопоставил факты с результатами осмотра тела, которое обнаружили в машине. Несмотря на мумификацию, он определил наличие сломанной подъязычной кости, перерезанного ахилла, отсутствие правого уха – все это было там. Modus operandi налицо.

– Мумия в грузовике, – сказала я.

– Все как у жертв Шоссе шестьдесят шесть, – кивнул Макс.

Не в состоянии найти другое объяснение, я наконец задала вопрос, а сердце забилось в ожидании.

– Это она? Ее мумия в грузовике?

Ответ принес облегчение и разочарование.

– Нет. Это не тело Джессики Робертсон. По крайней мере согласно показаниям Линча.

– Ох, – выдохнула я коротенькое, пустое, ничего общего с «Ох!».

Так близко к тому, чтобы найти Джессику спустя столько лет, и… Нет, это не она. Как в тумане я добралась до кресла-релакс напротив дивана и упала в него – ноги отказали служить.