Открываю подряд все ящики с одеждой, особое внимание акцентируя на белье. Да, Синичкина и секс – это разные вещи. Тут даже стринг нет. У всех девок они есть. Ну хотя бы одни! У этой же все какое-то… детское. Цветастое. С дурацкими надписями. Ну хоть не бабкинские широкие труселя и на том спасибо. Открываю последний ящик в комоде и попадаю взглядом на розовый… дневник. Гореть мне в аду. Не раздумывая открываю книженцию, и начинаю пролистывать. Дневник оказался не дневником, а какой-то хренью. Однако желания Синичкиной в нем отмечены. Охренеть. Да быть такого не может!

– Ты охренел?! – резко захлопываю книженцию и кидаю обратно в ящик.

– Рука мне не владыка. Сама потянулась. Каюсь, – выпрямляюсь во весь рост и тут же ощущаю, как Лиля со всей силы наступает мне на ногу. – Ты только что отдавила ногу принцу на белом авто! Тихо, не раздувай так ноздри. Они оказываются могут у тебя расширяться.

– Ты…ты…ты сукин сын! – толкает меня в грудь.

– Что правда, то правда. Моя мать сука. И вообще можешь ее обзывать как угодно. Утоли мое любопытство, ты серьезно мечтаешь о принце на белом коне?

– А даже если мечтаю, тебе какая разница?!

– От тебя неожиданно. Ну принц еще куда ни шло, но конь. Конь-то куда?

– А от тебя ожидаемо ­– одни убытки. Ты мне воду просто так слил. А у меня счетчики, между прочим!

– Кошмар. Гореть мне за это в аду. Дважды. Сколько там уже набежало?

– Иди в жопу.

– В твою?

– Выйди из моей комнаты.

– Подожди, я еще не все рассмотрел, – перевожу взгляд на кровать. Кстати, нормальная такая. Для двоих сгодится.

Под гневным взглядом Синичкиной ступаю на еще одну опасную территорию, а именно беру в руки единственную фотографию в фоторамке, на которой совершенно точно изображена Лиля. И, по всей вероятности, ее родители, учитывая, что Лиля похожа на обнимающую ее женщину. Синичкина здесь еще подросток. Максимум лет шестнадцать. Нос еще уже, чем сейчас.

– Ты на маму похожа. Это ведь она?

– Она. Но я похожа на папу, у тебя глазомеры неисправны.

– У тебя тоже, – провожу пальцем по рамке. – Что-то ты хреновая хозяйка.

– Думаю, мои умершие родители как-нибудь переживут, что на фоторамке у их никудышной дочери – пыль.

– Взяла и все испортила, – ставлю рамку на место. – Теперь я чувствую себя виноватым.

– А такое бывает?

– А то. Ладно, покорми меня хоть чем-нибудь, раз дальше ничего посмотреть не удастся.

Самое смешное, что есть я и вправду очень хочу. Как будто сто лет не ел. В какой-то момент мне показалось, что Синичкина готова сдаться и реально покормить меня, однако в эту минуту в дверь кто-то позвонил. Вовремя, твою мать. Иду вслед за Лилей. Та, едва взглянув в глазок, не мешкая, открывает дверь. На пороге – слепая. Хотя руку готов дать на отсечение, что она прекрасно видит.

– Ты чего так рано?

– Я за дорожной сумкой, мне надо срочно уехать. Вот поэтому так рано, – сучка лживая. А вот то, что сваливает на сегодня окончательно – это однозначно плюс.

Когда псевдослепая возвращается из своей спальни с чемоданом в коридор, я смотрю на нее в упор, а потом резко провожу рукой из стороны в сторону прям перед ее глазами. И все-таки я дебил. Если в прошлый раз обошлось легким ударом, то сейчас эта сука дала мне аккурат в нос. Боль, блин, адская!

***

– Даша! Ты что? – подлетаю к Юсупову, у которого шнобель весь в крови.

– А пусть не сует руки, куда не надо. Проверяльщик херов. Я слепая, а не глухая.

– Да не слепая она, не ясно, что ли?! – возмущенно бросает Егор.

– Пока, Лиля. Следи за своим гостем, чтобы что-нибудь не утащил.

– Пока, – бормочу в ответ, смотря на злого Егора. Кажется, ему реально больно.