– Ну, что скажете? – начал Чудной с места в карьер, раскрывая милицейскую папку.

– Да что мы можем сказать? – вскинулся Женька. – Ничего мы не знаем, ничего не видели!

– Да погоди ты, не тарахти! – поморщился милиционер. – Давайте сначала.

– С какого-такого начала? – Жека откровенно нервничал, а я не мог понять почему. – Сидели на вышке, вдруг эта дурниной заорала про утопленника, мы схватили круг, помчали спасать. Прибежали, а никто не тонет. Всё!

– Всё да не всё, – сержант достал чистый лист и принялся записывать наши показания. – Ты что скажешь, Алексей?

– То же самое, – я пожал плечами. – Я чуть позже пришёл, сегодня только из больницы выписался. Ну, поздоровались, обменялись новостями, меня почти неделю на пляже не было, а потом тётка заорала про убийство, ну, мы и рванули вдвоём на крик. Добежали быстро, да пока выяснили кто, кого и где убивает, любой тонущий три раза успел бы утонуть.

– Что делали дальше, – старательно записав мои слова, чудной продолжил допрос.

– Что дальше… Дальше мы с Женькой оседлали автобот и помчали к лодке.

– Что обнаружили, когда прибыли к месту происшествия?

– Что за тупые вопросы, – пробурчал Жека. – Что, по-твоему, мы могли обнаружить, кроме пустой лодки посреди моря?

– Так и запишем: пустая лодка. Живые люди находились в водоплавающем транспортном средстве или возле него?

– Ты что, дурак? – искренне удивился напарник.

– Я бы попросил! – вскинулся сержант. – Оскорбление сотрудника милиции при исполнении статья сто девяносто один пункт один до шести месяцев лишения свободы.

– Чего? – опешил Жека. – Васёк, ты чего?

– Сержант Чудной! Мы не в бане, гражданин, – строго поправил друга Василий. – И не «чего», а до года исправительных работ, ещё штраф можно впаять размером с минимальную зарплату. Понял?

– Понял, – Женька насупился, всем своим видом демонстрируя, что теперь из него даже из мёртвого никакой милиционер слова не вытащит.

– Повторяю вопрос: вами были обнаружены живые люди в водоплавающем транспортном средстве или возле него?

– Нет, сержант, лодка была пустая, на воде тоже никого не было, – быстро ответил я, только конфликта с ментом нам сейчас не хватало.

– Вы подтверждаете слова Лесакова? – Чудной обратился к Женьке. Жека скривился, но процедил сквозь зубы «да».

– Ваши дальнейшие действия?

Тут уже я закатил глаза: терпеть не могу канцелярщину, что в инструкциях, что в общение. Неужели нельзя понятными словами написать или спросить? Такое чувство, что обычного человека, едва тот становится государственным служащим, сразу отправляют на курсы изучения бюрократического языка, чтобы посетителям жизнь мёдом не казалась.

– Дальше Женька… Евгений остался на борту автобота, а я нырнул в воду, пытаясь отыскать тело или тела. Гражданка заявила, что один из людей, которых она видела на лодке, упал в воду, потому что его ударили. А второй прыгнул сам.

– Но перед этим мы отсмотрели лодку и нашли фуражку Кузьмича, – буркнул Жека.

– Откуда знаете, что это головной убор Пруткова? – уточнил дотошный сержант.

– А ты под подкладку загляни, умник, – проворчал напарник. – Там чёрным по белому написано Прутков эс кэ.

Василий отложил ручку, поднял фуражку с пола, где она лежала всё это время, перевернул и заглянул внутрь.

– Тут нет ничего. Издеваешься? – Чудной, поджав губы, сурово глянул на Женьку.

– Ох, ты ж, эники-беники, и чему вас только в ваших милицейских школах учат, – заворчал друг, отбирая кепку у милиционера, а я чуть не заржал вслух: уж больно Ступин в этот момент был похож на Кузьмича, когда тот ругается.