«А внешне она не изменилась. Ни капли не изменилась», — подмечаю с тоской, наблюдая за тем, как Катя отчаянно флиртует с Каримом у водопада. У нее даже флиртовать назло мне толком не получается! Чувствуется же ее фальшь.

— Так, я смотрю, ты совсем голову потерял от бывшей женушки? — слышу голос Любимова. — Но там есть от чего раскиснуть, не спорю. Пойдем за стол, выпьем чего-нибудь?

— Да, выпить не помешает, — испепеляя Катю взглядом, соглашаюсь я.

— А сейчас для прекрасной Натальи споет ее любимую песню муж Георгий! — объявляет со сцены ведущий.

На сцену взбегает муж именинницы и берет в руки микрофон.

— Наташенька, в этот чудесный день мир подарил нам тебя! Позволь мне первым поздравить тебя с твоим днем, душа моя! — с чувством произносит он.

Музыканты на сцене врубают музыку, которая заглушает все остальные звуки.

Морщась от громкой музыки, я иду за Любимовым к столу, а сам будто горю в аду. Пожираю взглядом светлые волосы бывшей, которые сводили меня с ума, подмечаю, что нежные черты ее лица стали еще выразительнее, а белый сарафан из натуральной ткани очень выгодно подчеркивает ее бедра, которые стали еще привлекательнее. Я слышал, что роды делают женщину красивой, но не думал, что настолько.

Мой мозг плавится, превращается в поток лавы, готовой испепелить любого, кто посмеет пригласить ее на медленный танец. Ощущаю, как сильно я ее хочу. До физической боли, до скрипа зубов… Хочется сгрести ее в охапку, закинуть на плечо и свалить подальше с этого банкета.

— Коньяк? — Витя понимающе придвигает мне бокал на короткой ножке и наполняет его до самых краев.

Обычно после целой недели непрерывных операций я стараюсь не принимать спиртное. Лучше поплавать в бассейне, так легче снять стресс. Но сегодня плавать негде, поэтому я молча соглашаюсь на угощение, которое подсовывает Любимов.

Опрокидываю в себя весь коньяк сразу, и даже не морщусь. Кажется, еще немного, и у меня из ушей повалит дым.

«Что, если ребенок — твой?» — пылает в голове фраза Любимова.

«Не успела обернуться — а у тебя в руках уже сверток с карими глазками», — взрывает мозг болтовня Кати.

Адвокат от меня не отстает, себе тоже щедро наполняет бокал.

— Пропустим пару тостов, а потом танцы? — подмигивая тем самым красоткам из нашего центра, что я спугнул, обещает он.

— Какие танцы?! — рычу я и притягиваю его за локоть к себе ближе.

— Слушай сюда, Любимов. Нам ни к чему глупые танцы. Нам надо срочно выяснить все о ребенке Кати.

— Она треплется о том, что у нее был короткий служебный роман, — щедро закусывая коньяк тарталеткой с красной икрой, отзывается мой друг. — Кажется, довольно правдивое объяснение.

— Катя никогда не умела врать, и этот бред про служебный роман — миф чистой воды! Меня интересует возраст. Потому что, если возраст совпадет со временем нашей разлуки минус девять месяцев на беременность, то твоя теория о том, что ребенок — мой, может оказаться весьма правдоподобной.

— Если все подтвердится, то это будет похоже на взрыв атомной бомбы! — крякает Любимов и отправляет в рот еще одну тарталетку. — Боюсь, твоя семейка в тандеме с прокурором не устоит!

— Прошу, только никому не слова! Я не хочу, чтобы скандальная новость всплыла на поверхность до того, как наши подозрения подтвердятся.

Витя, не скупясь, снова щедро льет нам коньяк. Я от бокала не отказываюсь. Нервы настолько на пределе, что сводит скулы.

Замечаю, как Олейник подходит к Кате. Догадываюсь, что беседуют они о работе в городской больнице.

Сам я увольняюсь в конце этого месяца, отработать осталось всего неделю. Сосредоточусь на работе в медицинском центре: как ни крути — это мое наследие, и я не в праве подвести своих родных.