Франческо: Нет. Просто говори помедленнее. (смех)
Георг: Говори покороче.
София: Говори по-итальянски.
Франческо: Нет, нет. Это слишком. Потому что тогда бы я мог понимать. (смех)
Карл: Если бы ты действительно понимал, что я говорю…
Франческо: Это слишком.
Карл: Он очень доволен, что я говорю так быстро и по-английски. Ангельский язык. Язык ангелов. Англо-Саксонский. По-немецки мы говорим Engel-Land, «страна Ангелов».
Франческо: Да? Ну и ну! Какое место!
Карл: И там очень узко, поэтому это Enge-land (узкая страна). (смех) Можно придумать все, что угодно из одного слова. Что-то от Бразилии?
Хуан: Я закончил свою речь. (смех)
Карл: «Судья, я закончил свою речь». Теперь тебе нужно расспросить свидетеля.
Моника: Свидетеля нет.
Карл: Ага, это я и имею в виду. Тебе нужно расспросить свидетеля. (смех)
Мэри и Тереза: Это мы и делаем! Мы расспрашиваем тебя!
Карл: (смеется вместе со всеми) Это «Кто я?» – расспрос свидетеля. Кто является свидетелем свидетеля? То есть, «Кто я?» означает «Кто является свидетелем свидетеля?». Кто воспринимает воспринимающего? Есть здесь разница? Кто тогда есть?
И ты отступаешь все дальше, дальше и дальше. Кто такой wit? Wit значит «белый». Белизна пустоты. Сначала был белый свет, затем появился свидетель. Если вопросов больше нет, то я просто поиграюсь словами. (смех)
Франческо: Ты можешь закончить свою речь.
Карл: Но если проанализировать язык, это на самом деле здорово! Wit означает «белый», как чистый свет, и тогда свидетель – это «чистая осознанность света», являющегося свидетелем этой чистой осознанности. Это прекрасно! Зрите в корень языка.
Все это Само-дельно. Вообразите себе! Если Я способно говорить с собой, то у нас с вами Вавилон. Из Вавилона возникли всевозможные языки. Они стали языками-сэндвичами.
Тереза: A babiller по-французски значит «бормотание» – бла-бла-бла.
Карл: В немецком то же самое.
Тереза: А когда ребенок начинает говорить, это babil[13].
Карл: Бла-бла. Бла-билон. Вавилон.
Мэри: «Бормотать» означает «говорить неразборчиво».
Карл: Но это то же самое, что говорить на другом языке, потому что ты не понимаешь, что говорит другой. Ты теряешься. В любом случае, слишком много людей. Даже двое – это слишком много.
Франческо: Нужен только один.
Карл: Да, из одного получаются двое.
Франческо: Ты!
Карл: Я!
Нет ничего более негативного, чем позитивное мышление
Роза: Когда я смотрю на тебя, то вижу, что ты все время шутишь и смеешься.
Карл: Меня называют «Мистер Тефлон». (смех) В Берлине из уст одной женщины это должно было звучать как оскорбление. «Ты как Тефлон. Ничего к тебе не прилипает! Ты по-прежнему смеешься. Я могу бранить тебя так и сяк, а ты как Тефлон. Ничего к тебе не прилипает». О, звучит хорошо.
Роза: Ты слишком счастлив. Здесь что-то не так. (смех)
Карл: Слишком счастлив? В Америке говорят: «Для немца у тебя есть чувство юмора. С тобой что-то не так».
Моника: (со смехом) Да!
Карл: «Ты слишком счастлив. Ты не можешь быть немцем, потому что „немец“ означает что-то другое».
Роза: Но как насчет страдания? Знаешь, это дорога к просветлению.
Карл: Да?
Франческо: У, о! (смех)
Карл: Приятной поездки тебе.
Тереза: Я с вами не поеду.
Карл: Может быть, ты найдешь, кого пригласить для совместного страдания.
Роза: Таких много. Много! (смех)
Карл: Ну, тогда надеюсь, что ты выстрадаешь свой последний ужин. Для распятия, конца страдания, да пребудешь ты в страдании, а затем станешь последним ужином. Тебя съедят.
Роза: Точно. Но это необходимо?
Карл: Что?
Роза: Быть съеденной.
Карл: Нет, это не необходимо, а неизбежно. (