— И вот на это ты променял Лизоньку? — нажимом выделив местоимение «это», презрительно протянула женщина.

Без приветствия или чего-то подобного. Даже не удосужившись дать мне время прийти в себя! Словно в помои окунула... И Миша отважно бросился на мою защиту.

— А она уже звонила тебе пожаловаться? — придержав меня за локоть, парировал он. — И конечно же, не сказала, в чём провинилась!

— Какая разница, если тебе был нужен лишь повод, чтобы вывести из тени свою любовницу?

— Вообще-то, мы с Женей познакомились недавно. И ещё не настолько сблизились.

И я, едва успев выпрямиться, залилась краской стыда... Которой, надеюсь, за красным от натуги лицом видно не было.

— И что это меняет? — с ревностью проследив, как Миша успокаивающе привлекает меня к себе, скривилась Маргарита Васильевна. — Гарантирую — её целомудрие напускное. Такие, как она, неспособны хранить верность — поверь моёму опыту. Не удивлюсь, если параллельно с вашими скромными свиданиями она кувыркается с кем-нибудь на стороне. Чтобы не выглядеть распутницей в твоих глазах.

Слушать эту ересь было обидно до глубины души. Я в упор не понимала, чем заслужила ненависть Маргариты Васильевны! За что она со мной так жестоко... Что я ей сделала? Ведь всего пять минут назад она и не подозревала о моём существовании...

От острого чувства несправедливости хотелось плакать навзрыд. Но я мужественно держалась, прекрасно понимая — слёзы тут не помогут. А устроить истерику с бурным выяснением всех обстоятельств мне не позволяла совесть, природная робость и здравый смысл. Который подсказывал, что любая попытка обелить своё честное имя заранее обречена на провал... Проще было промолчать. Впрочем, Миша считал иначе и, по-прежнему крепко прижимая меня к груди, явно собирался осадить зарвавшуюся мать — как только она закончит плеваться ядом... Но её прервали раньше.

— Опять ругаетесь? — донёсся из коридора насмешливый, до боли знакомый баритон, вызвав у меня мурашки по всему телу. — И по какому поводу крики на этот раз?

— Да вот. Полюбуйся, кого притащил в дом твой старший брат! — с готовностью отступила Маргарита Васильевна, обличающе ткнув в нас пальцем.

И сердце глухо рухнуло в пятки. Потому что в дверном проёме стоял тот, кого я меньше всего ожидала увидеть. И он тоже сразу меня узнал.

— Женя?.. — отшатнувшись, шокировано воскликнул Паша.

Мой самый первый парень и моя единственная любовь, принёсшая мне лишь горе и разочарование... И человек, чьё триумфальное появление наконец-то расставило всё по своим местам.

Да, я не вспомнила Маргариту Васильевну — мы виделись всего один раз, очень давно и недолго. И её имя как-то не отложилось в моей памяти. Зато она вспомнила меня, едва успев войти... А значит, продолжать этот фарс не имело смысла. Как и находиться здесь дальше...

С трудом справившись с нахлынувшими эмоциями, я гордо выпрямилась, высвободилась из уютных, покорно разжавшихся объятий — и вышла на крыльцо, не обронив ни звука. Нет, я не собиралась сбегать! Ни в коем случае. Мне просто требовалось немного остыть. Подышать свежим воздухом и решить, как поступить. На трезвую голову, не наворотив дел, за которые потом будет стыдно... А через минуту за спиной открылась и закрылась дверь, на мгновение озарив меня и крыльцо светом — и нарисовав на снегу две вытянутые тени. Побольше и поменьше.

— На улице холодно, — мне на плечи опустилось пальто.

— Спасибо, — просунув руки в рукава, как можно безразличнее кивнула я. Хотя внутри меня аж штормило, бросая от берега апатии на скалы отчаяния и обратно. — У вас не найдётся сигаретки?