— Наверное.

13. Глава 13. Платон

Она снова подсела ко мне и начала говорить что-то о композиции. Я изо всех сил пытался слушать внимательно, но все объяснения словно бы летели мимо меня. А все из-за колхозного сарафанчика Пальмы. Он чуть задрался, и я не мог не коситься на открывшиеся моему глазу девичьи колени. Думать вдобавок мешало то, что от Мии очень вкусно пахло — ветром и морем — меня так и подмывало придвинуться к ней поближе, но, конечно, я запретил себе это делать.

— Все понятно? — закончив объяснять, спросила Мия.

— Да вроде, — буркнул я, пряча взгляд. В моей голове не отложилось ни слова, все как в тумане.

— Значит, принимайтесь за дело, — она закрепила на моем мольберте большой лист, а после вручила мне несколько карандашей и ластик.

Черт! Неужели следующий час моей жизни пройдет настолько бездарно — за дурацким рисованием? Просто пытка какая-то!

Я отставил чашку с тутовником на соседний стул и попытался изобразить воодушевление.

Пальма зачем-то встала за моей спиной. У меня даже в затылке потяжелело от ее пристального взгляда. Я выждал немного, а потом возмутился:

— Я не могу работать, когда вы смотрите.

— Мне надо оценить, как вы держите карандаш.

— Не поверите — я держу его рукой, — хмыкнул я. — Как все нормальные люди.

Она и не подумала отойти. Дабы поскорей удовлетворить ее любопытство, я начал корябать на листе кувшин.

— Подождите! — почти сразу остановила Мия. — Карандаш вы все-таки держите неправильно.

— Господи, вы серьезно?

— А вы разве сами не видите, что размазываете набросок ладонью?

Я пожал плечами. Сказать по правде, плевать мне было, что там и где размазывается, — мне просто хотелось быстрей покончить с дурацким натюрмортом.

Пальма забрала у меня карандаш и показала, как следовало его держать. Способ был какой-то странный и неестественный. Я попытался повторить, но не особо получилось. Тогда Пальма сама вложила карандаш мне в руку:

— Вот так.

Ее пальцы обхватили мои, и с организмом произошло что-то непонятное — по венам будто электричество потекло.

— Мне неудобно, — тихо проговорил я.

Пальма отпрянула и почему-то смутилась:

— Это только поначалу, потом — привыкнете.

Она наконец отошла, к окну, и минут на двадцать обо мне словно забыла.

Мысленно чертыхаясь, я кое-как нарисовал кружку, кувшин и принялся за яблоки. Одно из них решительно отказывалось помещаться на листе — я несколько раз его стирал, чтобы переделать, потому бумага в одном месте протерлась до дырки.

Устав бороться за совершенство, я нарисовал чертово яблоко в два раза меньше первого, а потом с чувством исполненного долга откинулся на спинку стула:

— А чем раскрашивать? Цветные карандаши дадите, как в садике?

Мия встрепенулась:

— Не надо раскрашивать, вся работа должна быть выполнена простым карандашом.

Она снова подошла и уставилась на мой рисунок. Ее лицо надо было видеть — оно вытянулось и даже чуток побледнело.

— Для первого раза неплохо! — поспешил успокоить я. Мне не улыбалось рисовать яблоки и кувшин еще раз.

Пальма взглянула на меня скептически:

— А, по-моему, вы не слишком-то старались.

— Что? — у меня даже дыхание перехватило от возмущения. — Я не слишком старался? Да я выложился на все сто. У меня даже руку сводит уже от вашего странного способа держать карандаш.

— Серьезно? — она прищурилась. — Вы этим способом не пользовались — я обратила внимание.

Вот же свинка! Подсматривала, оказывается. Я втянул голову в плечи и изобразил тяжелое раскаяние:

— Вы слишком многого хотите от простого экономиста.

— Ладно, вы правы! — Взгляд Мии тут же смягчился. — Надо уметь довольствоваться малым.