Бывший психиатр чертыхнулся и отправился в ванную. Включил прохладный душ, встал под его тугие струи, зажмурился, с удовольствием ощущая, как вода смывает с него все: утомление, ненужные мысли и неприятный запах горелой резины, воцарившийся в квартире из-за происков байкера Митьки. Не глядя, Викентий потянулся к полочке, где висела его корявая губка для душа и стоял полупустой флакон геля «Palmolive Aroma Therapy». Флакон оказался неожиданно тяжелым.

– Что такое? – ругнулся Викентий и потряс флакон.

В полупрозрачной пластиковой бутылочке что-то странно загремело и заблестело.

Викентий протер глаза, открутил у флакона колпачок и вытряс содержимое прямо на дно ванны.

Разумеется, на гель для душа это содержимое походило мало.

Викентий отбросил пузырек, присел на корточки и осторожно, словно боясь обжечься, взял со дна ванны крупный бриллиант, немного скользкий от мыльной пены…

Собрав пригоршню бриллиантов, Викентий стоял под струями душа и задумчиво любовался тем, как драгоценные камни играют, сверкают и дрожат под напором воды. При этом в его сознании возникали отвлеченные мысли вроде того, что на самом деле идею о том, что настоящий бриллиант неразличим в воде, придумали либо жулики, либо люди, никогда не видавшие бриллиантов. А еще Викентий думал о том, как теперь ему расценивать вчерашнее появление Надежды в его доме: как онейроидное помрачение сознания, галлюцинаторный бред или первичный признак реактивной депрессии?

Бриллианты Викентий так и оставил в ванной, на полочке рядом со своей корявой мочалкой и пустым флаконом из-под геля для душа. Он очень надеялся, что через некоторое время эти злополучные камушки исчезнут. Каким-нибудь сверхъестественным способом. И тогда его восприятие реальности станет вполне адекватным.

Реальность требовала от Викентия немедленных действий в виде приготовления скудного холостяцкого завтрака и звонка другу. Степан придет, сожрет его, Викентия, законный завтрак, выпьет пива, и жизнь снова войдет в нормальное русло. Без бриллиантов, оккультных чудовищ и превращающихся в горстку пепла девиц.

Бывший психиатр принялся разогревать смерзшийся пласт пиццы в микроволновке (откуда в его холодильнике взялась пицца, Викентий не знал, но предположения его в этой области касались исключительно Степана, поскольку именно Гремлин обожал сей омерзительный полуфабрикат под громким названием «Пицца по-мексикански»). Когда из микроволновки повалил едкий дым, Викентий решил, что пицца готова и пора позвонить Степану. Однако энергичный Гремлин и здесь опередил своего менее темпераментного товарища. В тот момент, когда Викентий отколупывал последние ингредиенты мексиканской пиццы со стен своей микроволновки, и появился Степан, возвестив о себе длинным переливчатым звоном. Викентий выключил микроволновку и пошел открывать дверь.

– Ты еще не сожрал мою пиццу? – вместо приветствия вопросил Степан.

– Нет, как видишь. Я все еще жив.

– Это хорошо.

– Что именно? Что я жив?

– Нет, что пицца достанется мне.

– Я на нее и не претендовал. Меня никогда не прельщали ни пища, ни женщины, требующие дополнительного подогрева.

– Молчи, остроумец! Ты ее разогрел? О, какой запах!.. Жрать хочу, пиццы мне, пиццы! – С этим кличем Степан протопал на кухню. Из принесенного с собой пакета извлек полдюжины банок коктейля «Отвертка», две коробки кильки в томате и завернутое в промасленный номер «Московского комсомольца» нечто, запахом и формой напоминающее чебуреки из какого-нибудь привокзального ларька.

– Всякую дрянь в дом тащишь, – укоризненно упрекнул приятеля Викентий.