– Мама, познакомься… – босс попытался представить свою «невесту».
– Я знаю, кто это, – резко перебила гостья, продолжая сверлить Алесю желчным взглядом. – Где мы можем поговорить?
Виктор Валериевич кивнул в сторону застеклённой террасы, выход на которую был виден из холла. А куда ещё он мог пригласить мать Эдварда, если ещё даже не успел исследовать дом?
Она двинулась в указанном направлении, раздражённо огибая дорожные сумки. Шевцов последовал за ней, взяв Алесю под локоток.
– Не забывайте, Мелисса – звезда, любимица публики, – шепнул он на ухо. – Раскованная и эпатажная, а не скромница, боящаяся проронить лишнее слово. Постарайтесь войти в образ.
Легко сказать. Алеся всегда была строгой и серьёзной девушкой. Не тихоней, конечно, но играть на публику не умела.
Терраса удивила интерьером не меньше, чем холл. Кристально чистые стеклянные стены создавали впечатление, что их вообще нет. Уютный угловой диванчик, казалось, стоял прямо в сосновом бору. Мать Эдварда опустилась на сиденье с годами отточенной грациозностью и красиво сложила руки на коленях. Вся такая безупречная до зубовного скрежета.
Виктор Валериевич, спасибо ему, провёл Алесю к дальнему креслу и сам занял соседнее. Расстояние между ними и гостьей оказалось приличным. На пару секунд воцарилось молчание. Но в голове у Леси не было тишины. Там продолжала звучать фраза Шевцова о вживании в образ. Нужно было переставать быть бессловесным созданием.
– Может, чаю? – она приветливо улыбнулась.
Должна же здесь где-то быть кухня. А если найдётся кухня, то отыщется и чайник со всем необходимым. Какой бы мегерой ни была мать Эдварда, в Алесе сидело инстинктивное желание ей понравиться и доказать, что Мелисса – милая девушка, хоть и не таких благородных кровей, как некоторые из здесь присутствующих.
– Милочка, оставьте нас, – брезгливо-снисходительно процедила гостья. – Мне нужно поговорить с сыном с глазу на глаз.
Алеся сжалась под этой ледяной струёй неприязни. Кажется, даже Шевцов учуял, насколько ей не по себе.
– Иди, дорогая, – мягко улыбнулся он, скользнув ладонью по руке.
И такой тёплый взгляд: мол, всё нормально, я сам справлюсь с этой фурией. Вот артист! Алеся в очередной раз изумилась актёрскому мастерству Шевцова. Да тут уже даже не о школьном драмкружке речь – на Оскар тянет.
Она ещё не успела выйти с террасы, когда услышала злобное шипение гостьи:
– Ты кого в дом притащил? Ты в своём уме, Эдвард? Повёлся на смазливое личико? У неё же ничего там, внутри, за этими блёстками нет – пустышка…
– Прекрати, – холодно и жёстко оборвал Шевцов.
Алеся закрыла за собой дверь, но до неё всё равно долетал взбешённый голос матери Эдварда.
– Ты, что, не понимаешь, что ты у неё не первый и далеко не последний? До тебя было не пересчитать, и после будут…
Алеся плюхнулась на один из баулов. Как обидно! Вот вроде бы слова адресованы не ей, но всё равно от досады горько во рту. Хорошо, что Виктор Валериевич её отпустил. Пожалел, наверно. Хотя, скорее всего, просто понял, что толку от Алеси – ноль. Не очень-то у неё получается роль звезды. Весь спектакль может испортить. Леся слышала, как босс в одиночку сражается с гостьей, пытается осадить короткими, но ёмкими доводами. Однако напирать по полной он не мог – его по рукам и ногам связывало то, что он вроде как «сын» этой дамочки. А та пользовалась этим на полную катушку.
– Я надеялась, что у тебя хоть чуть больше мозгов. Кого ты решил ввести в семью? Ты же будешь стесняться показывать её друзьям, приглашать кого-то в гости. О чём с такой пустоголовой можно вести беседу? О танцульках? Да у неё даже понятия нет, в чём встречать гостей. Не догадалась переодеться к моему приходу…