Сопровождавший их мужчина был на вид старше лет на пять, чем его супруга, и выглядел уставшим работягой, типичным представителем тех, кто выходит в конце рабочего дня из дверей проходных старых, сохранившихся еще с советских времен, заводов. Его не пропорционально длинные загорелые руки с огромными ладонями поставили на пол массивные тяжелые сумки, после чего он начал медленно поправлять завернутые почти до локтей рукава рубашки, какие обычно покупают без личного участия, а просто получают в подарок, как правило, в день рождения, с прицелом на замену уже изношенной вещи. Его равнодушный ко всему происходящему вокруг взгляд медленно обвел кафельный пол помещения и, не отметив ничего необычного, остановился где-то возле лежавших на полу вещей одного из пассажиров. Мужчина застыл в неподвижной позе, чуть выпятив вперед небольшой живот и, продолжал медленно шевелить пальцами рук, все еще поправлявшими рукава его рубашки.

Антон со скукой посмотрел на эту семейную пару с внуком. Через полминуты он медленно перевел взгляд в сторону большого окна, в котором, по его мнению, он должен был увидеть свой автобус. Автобуса еще не было. Глаза молодого человека проделали обратный путь: женщина у стены, ее внук с печеньем в руке и ….. Антон приоткрыл рот от удивления, брови его немного приподнялись, лоб слегка наморщился. На месте мужчины-работяги стоял молодой белокурый парень лет двадцати, одетый в военную форму старого образца. Антон не верил своим глазам. Только что он видел мужчину в старых брюках с вытянутыми коленками, в застиранной рубашке с подвернутыми до локтей рукавами. А сейчас на этом же месте, но в той же позе стоял абсолютно другой человек. Антон присмотрелся. Он начал разглядывать парня и его необычную одежду. Такое обличие он видел совсем недавно, на праздновании Дня Победы, когда с друзьями оказался в парке и там присутствовал на выставке техники и оружия времен Великой Отечественной войны. Тогда, на празднике на глаза им попалось не мало молодых людей, изображавших красноармейцев в военной форме того времени. Стоявший у стены парень был одет также: ботинки с обмотками, подпоясанная ремнем гимнастерка, пилотка, сдвинутая на затылок.

Антон вновь осматривал его с ног до головы, отмечая для себя, что в отличие от ряженых в старую военную форму патриотов в парке на День Победы, этот – смотрелся естественнее, и форма на нем была не складского вида, а как будто бывалая, уже не раз стираная, давно не глаженная, местами штопаная, выгоревшая под солнцем. И ее обладатель был таким запыленным, загорелым. В очередной раз взгляд Антона дошел до лица обладателя странного вида парня. Их глаза встретились:

– Алексей, Свиридов! – молодой человек зашагал в сторону солдата, – Алексей, живой, живой! Не может быть!

Солдат с удивлением смотрел на него. Брови его слегка изогнулись, немного нахмурив лицо. Потом в глазах его как будто что-то сверкнуло, и он сделал шаг вперед и протянул руки на встречу:

– Товарищ политрук, товарищ политрук! – солдат смотрел в лицо Антону. – А вы то как? Я уже и не думал. Я думал, что вы все. А вы вот!

Тот взглядом впился в глаза солдата и продолжал громко, не обращая внимания на присутствовавших в зале ожидания людей, говорить:

– Алексей, как так. Вам все же удалось. А я и не надеялся, – он крепко держал солдата за плечи, потом обнял его и прижал к себе.

Красноармеец тоже вцепился в Антона своими объятиями:

– Товарищ политрук, товарищ политрук, а я думал, что вы не вышли из боя, там остались. Ведь немцев столько было!