* * *

- Вот…, так. Молодец, - хвалила меня Мария Андреевна, наблюдая за моими манипуляциями, - Помягчела грудь-то?

- Да, - кивнула я.

- Хорошо, - женщина улыбнулась и забрала у меня пропитанную молоком пеленку, - До тех пор, пока ребенка кормить не начнешь, много не пей, а то замучаешься.

- В смысле? – не поняла я.

- Молоко прибывать будет, - пояснила Мария Андреевна,- Сколько выпьешь – столько и прибудет. Поэтому, старайся ограничивать потребление жидкости.

- Спасибо за совет.

- Да не за что. Ну, всё, Анжелика. Беги в палату. Если еще какие-то вопросы будут – обращайся. Помогу, чем смогу.

- Хорошо, - я поднялась с кушетки и, сделав пару шагов по направлению к двери, остановилась и робко посмотрела на женщину.

- Мария Андреевна…, - позвала я медсестру, - Можно задать вопрос?

- Конечно!

- Я… не про себя, я про ту девочку…, которая плакала. Почему она там?

- В каком смысле?

- Ну… Почему она не в палате с мамой?

- Так нет у неё мамы-то, - погрустнела Мария Андреевна, - Умерла.

- Господи…, - я прижала ладонь к губам.

- Да, девонька, - санитарка скорбно поджала губы, - И так бывает…

Я вдруг почувствовала озноб и обхватила себя руками. В памяти возникло лицо плачущей малышки, которую, оказывается, некому было успокоить.

Не знаю почему, но… это страшное известие вызвало у меня такую реакцию, будто мне сообщили о смерти близкого родственника.

Сердце тоскливо заныло, к горлу поднялся удушающий ком. Я с трудом втянула в себя воздух, пытаясь избавиться от дискомфортного чувства.

- Как это несправедливо…, - прошептала я, качая головой, - Выходит…, девочка - сирота?

- Почему сирота? – встрепенулась Мария Андреевна, - Отец ее, слава богу, жив и здоров. О малышке есть, кому позаботиться. Как только вес набирать начнет, выпишем её и поедет домой.

- Она нездорова?

- Здорова. Только есть наотрез отказывается, - медсестра тяжело поднялась со стула, - Пойдем, провожу тебя и сама разомнусь.

Женщина прижала руку к моей спине и мягко подтолкнула к выходу.

- Я сказала Оксане Витальевне, что молоко материнское надо, а она накричала на меня. Где, говорит, я материнское молоко возьму? Предложила уговорить кого-нибудь из рожениц девочку покормить, а Оксана Витальевна опять в крик. Приказала мне не вмешиваться не в свое дело! Ну…, я и не вмешиваюсь.

Женщина обиженно фыркнула.

- Врачи…, - неодобрительно протянула она, - Неэтично, говорят, это! Ну.., им виднее, как правильно-то. Хотя, когда я молодая была, мы с девчонками про эту этику ничего не слышали. Всегда чужих деток кормили, если своего молока в избытке было. И моего сынка кормили, и я кормила, когда дочку родила… Опять плачет!

Женщина всплеснула руками, устремляясь в детское отделение, откуда, действительно, доносился жалобный плач.

Недолго думая, я рванула за медсестрой.

- Ну что? Что ты? – ласково заговорила женщина, подхватывая малышку на руки, а потом виновато посмотрела на меня, - Оксана Витальевна ругается на меня за то, что я девочку к рукам приучаю, а я иначе не могу. Сердце рвется от жалости…

То, что говорила медсестра дальше, я уже не слышала. В животе что-то мягко толкнулось и разлилось приятным теплом по груди. Я словно впала в какой-то транс, ничего не видя и не слыша, кроме плачущей малышки, которую жестокая судьба лишила самого родного человека.

- Мария Андреевна, - затаив дыхание, прошептала я, - Позвольте мне… Кормить её.

Слова слетели с губ раньше, чем я осознала смысл того, что говорю. А произнеся их, я вдруг почувствовала покой и уверенность в том, что я действительно хочу этого.