Юрец с Санькой и я сидим на лавке. Все умытые и в чистых рубашках.

– Ну, когда уже? – зудит Санька.

– Терпи, – говорю я. – А то нас вообще турнут. Замолкает.

Сегодня на улице у нас будет кино. У деда Егора, чей дом напротив

Кино деду привезли день назад на синей «Победе» два дядьки, в картонной коробке. Баба Мотя рассказала, что это подарок от горкома, потому как дед Егор орденоносец и почетный гражданин города.

Наконец к дому напротив начинает стягиваться родня. Другие деды с бабками, дяди с женами и отец с мамой. Чинно и не спеша они исчезают за воротами, затененными высокими акациями, откуда проходят в дом. Мы незаметно шмыгаем следом.

Из застекленной веранды с геранями на подоконниках попадаем в темный коридор, оттуда на кухню, а из нее в просторную, с тремя окнами, горницу.

Вдоль нее у стен – на диване, стульях и табуретках уже сидят, тихо переговариваясь, взрослые.

Мы устраиваемся на крашеном полу сбоку в углу и пялимся на стоящий в другом конце горницы на комоде, ящик.

Он небольшой, отсвечивает лаком, со стеклянным окошком впереди и черными, по бокам, рукоятками. Мы с Юрцом уже знаем, что ящик зовется телевизором, но как он делает кино, не понимаем.

– Ну, давай, Виктор, начинай, – разгладив усы, говорит дед Егор, стоящему у комода одному из моих дядей.

– Даю, батя, – кивает тот курчавым чубом.

Затем щелкает крайней рукояткой, окошко загорается матовым светом, а потом оттуда выплывает молодое женское лицо, шевелящее губами.

– Вот это да, – шепчет мне Юрец. – Как живая.

Дядя, между тем, чуть вращает вторую, и горницу заполняет мелодичный голос.

– …а теперь вашему вниманию предлагается художественный фильм «Чапаев», -певуче говорит тетка из окошка.

Вслед за этим исчезает, а вместо нее возникают буквы и музыка.

Буквы ползут вниз и меняются, музыка затихает, и теперь по степи со звоном несется пулеметная тачанка.

– Ух ты, – переглядываемся мы и замираем.

Тачанка проносится к реке, от которой убегают солдаты, и встает у тех на пути.

– Стой! Куда?! – грозно встает на ней усатый дядька в папахе.

– Василий Иваныч, чехи с хутора выбили,– отвечает один

– А винтовка твоя где?

– Там (показывает в реку).

– Айда! – взмахивает рукой усатый, и все бегут за тачанкой назад. Только пятки сверкают.

Мы завороженно глядим в окошко, взрослые тоже.

Все время, пока идет кино, в горнице тишина, публика внимает.

Когда же оно заканчивается, женщины утирают платочками глаза, а мужчины хмурятся и крякают.

Нам тоже жаль Василия Ивановича.

Потом в окошке возникает круг с квадратами по сторонам, дядя Витя говорит «все», щелкая рукояткой, после чего окошко гаснет.

Родня не торопясь выходит из дома во двор, мы последние.

Над головами мерцают россыпи звезд, где-то в садах цокает соловей, тянет ночной свежестью. Женщины расходятся по домам, а мужчины усаживаются на крыльце и длинной скамейке у веранды.

После чего закуривают, несколько минут молчат, а затем обсуждают фильм. И одного из его героев – Еланя.

Оказывается после Гражданской войны, он жил в нашем поселке, который зовется Рудник Краснополье.

– Геройский, Павло был человек, – говорит, дымя папиросой, дед Егор.

– Это да, – соглашается дед Левка. – Теперь таких нету.

Дед Никита, задумавшись, молчит. Он не особо говорливый.

Перекурив, расходятся и мужчины, мы с отцом направляемся к своей калитке.

«Интересный выдался день» думаю про себя. «И таких впереди много».

На дворе сентябрь.

Жара спала, небо выцвело и стало выше, по нему к югу тянет журавлиный клин. У папки отпуск, вся наша семья копает картошку в огороде. Папка выворачивает лопатой из чернозема уже пожухлые кусты, мы с мамой обираем с них клубни и бросаем в ведра. Лялька, пуча глазенки, активно помогает.