Я давно мечтаю о таком, прихватываю из сарая старую телогрейку, медный дырявый чайник и выскакиваю за ворота. Телега шушпана с понурой лошадью стоит через три дома, ее уже окружили пацаны с девчонками. Идет мена. Подбежав, предлагаю свой товар.

– Чего за них хочешь? – оглядев, спрашивает шушпан и кладет в телегу.

– Пугач.

– Мало.

– Щас принесу еще.

Мелькаю пятками домой и притаскиваю старый, с медной головкой безмен*.

– Вот теперь в самый раз, – приняв, говорит он, достает из ящика рядом новенький пугач с двумя коробочками пистонов и протягивает мне, – держи хлопец.

Хватаю свою добычу и мчусь домой. Там, усевшись на лавку в палисаднике, для начала рассматриваю приобретение. По виду это точный револьвер (их видел в кино) железный, с мушкой, барабаном и гнутой рукояткой.

Взвожу курок, достаю из одной коробочки пистон и ложу на полку. Потом целюсь в куст белых хризантем напротив, и жму на спусковой крючок. – Бах! – громко звучит в воздухе, вверх поднимается дымок. Вытряхиваю использованный пистон, ложу новый и повторяю. Отстреляв пяток, прекращаю. Хорошего понемножку.

Когда во второй половине дня с работы приезжает папка и, пообедав, курит в палисаднике, я показываю ему пугач и спрашиваю, – у тебя в детстве такой был?

– У меня был монтекрист , – повертев в руках, возвращает.

– Что еще за монтекрист? – вскидываю брови.

– Это такая малокалиберная винтовка. Бабушка подарила.

– Ух ты! Это которая Литвиниха? – киваю на ворота.

– Ну да, – затягивается папиросой.

– А револьвер на войне был?

– Был. Системы «Наган».

– А когда дашь стрельнуть из своего ружья?

У папки дорогое охотничье ружье – бескурковка. С гравировкой на замке и ореховым ложем. Подарили забойщики с его шахты. Иногда осенью и зимой, в свободное время, он ходит на охоту в степь, принося то зайца, то фазана. Когда готовится к ней и заряжает патроны, я внимательно наблюдаю как он вставляет в них капсюля, засыпает меркой порох, дробь, а потом все запыживает специальной машинкой.

К оружию я отношусь трепетно. У меня есть рогатка, из которых стреляю по воробьям, лук со стрелами, самодельная сабля из обруча и теперь вот пугач.

– Скоро, – взъерошивает он мне чуб и, затушив окурок, уходит отдыхать

Вечером, на улице, я хвастаюсь пугачом перед Сашкой Винником и даю тройку раз стрельнуть.

– Ничего, – возвращает. – А давай меняться?

– Что взамен?

– Даю арбалет.

Арбалет у Сашки на все сто. Сделал он его сам, пуляет стрелой на тридцать шагов и пробивает доску в заборе. Все свободное время Сашка чего-то мастерит. То воздушного змея, которого вместе запускаем, то особого устройства рогатки или вертушки, крутящиеся от ветра.

– Не, – подумав качаю головой. – Не буду.

После этого он предлагает на следующее утро сходить в Мазуровскую балку, испытать самопал. Делает его Сашка давно и тайно, чтобы не получить выволочку от отца. У многих ребят постарше есть такие, хочется и нам.

Утром, после завтрака, отправляемся в балку. С нами увязывается младший Сашкин брат Вовка. Берем, иначе наябедничает родителям.

Балка находится в степи за нашей улицей в получасе ходьбы. Сначала идем по тропинке степью до белой водокачки, окруженной садом и колючей проволокой (оттуда в город поступает вода) потом спускаемся в обширную долину. Она тянется до виднеющегося у горизонта поселка Анненка. Склоны долины внизу густо поросли раскидистыми дубами, за дальним высится террикон шахты. По нему вверх ползет груженая породой вагонетка.

По низу балки добираемся до заброшенного карьера, с выходами плитняка наверху. Для начала пьем из ладошек студеную воду из журчащего меж камней родника, затем усаживаемся на травку рядом, и Сашка достает из-под куртки самопал.