Он прислонился спиной к кирпичной стене их старого дома с арками, вытянул ноги и взял у неё бутылку.

Глоток.

– Греет? Горько? Кислит? Сухо?

Её взгляд скользил от его подбородка вниз, вдоль кадыка и обратно. Саша поморщился, втянул воздух и взял её за руку.

– Это… ты должна попробовать.

Спустя полчаса, сделав по два глотка, они хрипло смеялись, разложив перед собой все имеющиеся припасы.

– Мы гуляем сегодня! Завтра я принесу тебе отличнейший паёк! А сейчас… сейчас я решил вот что…

Он похлопал себя по нагрудным карманам, осмотрел тайники ватных штанов, засуетился, вспомнил что-то и запустил пальцы во внутренний карман пальто.

– Красная лента? Пф-ф, так отмечают только своих женщин.

– Но ты же теперь моя женщина? С этой ночи и на все остальные.

Ирен положила голову на его колени, прикрыла глаза и, помолчав, добавила уже в полусне:

– У тебя не глупое имя.

Он накрыл её ватным истончившимся одеялом. Одну ладонь подложил под её щёку, другую согрел в спутанных волосах, багровеющих в первых проблесках рассвета.

Утром, когда шоссе неподалёку снова заревело, щека Ирен уже была холодной.

Ей было только двадцать лет.

Если старик и давал кому-то прочесть свои сочинения, этот рассказ читали очень осторожно. Другие листы кое-где были в жиру, некоторые строчки могли быть смазаны или затёрты. «Электроалкоголь» выглядел против большинства из них реликвией, великой тайной. Возможно, по той же причине, по какой маньяки особенно дорожат напоминанием о первой жертве, автор дорожил ими и позволял прочесть только из собственных рук. До этого дня.

– Так началась Ваша история? С этого рассказа?

Мне некуда было идти, не с кем провести вечер. Нужно было уходить сейчас или идти ва-банк, подыгрывая, вероятно, невменяемому джентльмену.

– С остальными читатели не были так бережны.

– Не читатели. Я.

Пользуясь моим замешательством, старик осторожно взял листы из моих рук и убрал в папку.

– Думаете, я не хотел от них избавиться? Чужие потери, секреты, боли… Я приманивал их, приучал к моему запаху, усмирял. Пожалуй, геройствовать было даже приятно. Пока количество Теней не достигло… скажем, критической отметки.

– Вы пытались их убить?

Я заметил, с какой серьёзностью задал этот вопрос, и ущипнул себя, возвращаясь к реальности.

– Я был молод, но не безумен. Конечно нет. Есть только один способ избавиться от Тени, и он известен всем. Или был известен всем.

– Какой же?

Моё тело безотчётно подалось вперёд, налегая на блестящую боковину унитаза. Я не видел её, не замечал хаос из ёршика, подставки, сигарет и бумаг, перемешавшихся, как тела на покинутом поле битвы. Передо мной был только старик, чьего имени я ещё не знал. Безымянный старик с большими, тёмными глазами и вкрадчивым голосом, не сводивший с меня цепкого, пронзительного взгляда.

Он наклонился, протягивая мне следующие несколько страниц. Они были в буквальном смысле прошиты – иглой и нитками. Я взял бумаги машинально, чувствуя, что эта пауза начинает меня изматывать.

– Простить себя, – вдруг почти весело выложил мой собеседник и откинулся на стенку кабинки.

Простить себя.

Голова заболела, и я поспешил вернуться к чтению, чтобы не смотреть на мужчину напротив.

Простить себя. Только и всего.

Женщина положила рюмку на бок и толкнула её по направлению к бармену.

– Ещё одну. И сигарет.

Бармен взял из её руки карточку, погрузил в продолговатое отверстие в столе и стал ждать.

– Ещё только начало месяца, а Вы уже просидели здесь столько, сколько я получаю за весь.

– И свою печень. – Она достала из пачки последнюю сигарету и подкурила от его зажигалки. – Разве имеет смысл планировать жизнь наперёд, когда служишь в Легионе? Я составила расписание на завтра, но, скажу честно, уверена только в том, что вернусь сюда.