и галеры с Востока швартовались ветер роняя
пахнет сучьим пронзительным потом и падалью пахнет
и стекло витрины гнулось под отражением мухи
а седоки вливались в свои мотоциклы
как твердеет в гнутом отверстии гипс
и руки нимф прорастали глазами и виноградом
не узнает лебедя в полдень ухо гулкого неба
не войдёт рука в притворённую дверь фонтана
не догнать рысаку неподвижный туман ипподрома
с белой богиней у старта и белой богиней на финише
свежи разрывы в безымянных глазах
расширяясь один внутрь другого всматриваясь углубляясь
слово сказать как уйти
на ту его сторону где оно не слово
а мох или белая птица пакля
вспыхнувшая в фокусе линзы
никто никого не слышит
среди хоров строк политических дискуссий
объяснений в любви в листопаде в алкеевой строфе
в шуме базара в литературной критике в гуле аэропорта
в предсмертном хрипе в слове шевелящемся как морской ёрш
предмирном слове платоновом и трамвайном
никто
но падает в деву Квинт из высокого неба —
из центра расширенного монгольфьера
и падает снег – из ближнего того что над грудью
плывёт за плечами рабыни с крашеными губами
с лифчиком на полу из каждого этажа серого гума
Гораций кружит в водовороте медленных губ
всплывает с той стороны славословием августу
выходит плавником из спины Филлиды – стеклянной дверью
а снег кружит над фонтанами Рима глаз золотое сеченье
играет с позвонками на голой спине богини
Метаморфозы
Коровий череп обрастал
растяжками, мускулатурой, божьим оком
глазами Геры, спрятанной за рощей
вот за зубами пробежал язык
возникнув из земли и эйдоса огня
и мышцы дольние заколосились
внутрь эллипса и били в них ключи
и водопады плоти —
как Лазарь выходящий из могилы
весь в родниках и облачных сцепленьях
она была – рождался полумесяц тонкий и молочный
над волоокой головой и маятника волосок спиральный
пульсировал в её виске
отсчитывая новые секунды
и в ней и в розе что глядела справа
спиралью с шагом фибоначчи
в открытом рту.
Лицо её – наполовину бог, а на другую – мясо и ремни
а между – лира в мятном ветерке
как будто ангел крутит мясорубку
Зачем поём мы больно и протяжно
зачем небес летит аэроплан
зачем над нами роща машет жёлтым флагом
зачем нас жжёт продольный божий эллипс
что в мышцы вложен как Геракл в огонь
как солнце в маятник спиральный
подвижных сфер
и роза дышит нам рот в рот
сгибая в нас дыхание подковой
и вздрогнув ищем рядом мы друзей глубоких
как вдох…
Мона Лиза – 1
тяжела как рояль
стоящий на клавиатуре
смёрзшись в тёмный лёд платья
живёт на далёкой ауре
трепетной несуществующей почти
где-то за Ураном
тревожит малых людей
своим жидким азотом
и больших скорлупой чела
малые люди роют траншеи
делают аборты продают колбасу
большие люди умножают тьму
огромными мягкими кирпичами
вывешенными на леске
иначе не могут
Мона Лиза – 2
в нижней колбе песочных часов
натекла из того что выше
что расширилось вверх за крыши
чашей ангельских голосов
если ж снова перевернуть
притечёт леонардо в звёздах
зажимая ангельский воздух
в треугольную голую грудь
О богах
каждое слово стремится к власти
кроме святых
иероглифов в которые заглянуть как через золотое кольцо
на звёзды чтобы идти всё дальше
за плоть и форму
к утру творенья к бессловесному свету
деревья
людей не называют но узнают
уходя дриады им оставили очи
мы видим ими себя в стволах находя опору
трогаем их шершавые изрытые буквы
на синем селезень летит безголовый
навстречу летит чело человека
подброшены в воздух бусины-наблюдатели
слагая слова
культура это прожилки кленового листа
иероглифы ушедшие внутрь
а возвращаясь – раскрытые в небо окна
Артемида: пёс – нагота – богиня