– Ой, а какие молодые тут все, – заметила заявительница. – Ой, собачка какая. А как тебя зовут, красавица?

– Сан Саныч, – сквозь смех пробурчал Толик.

– Хм, – недоверчиво замычала девушка. – Ой, а я вас помню, – она посмотрела на меня, – вы к нам ходили, Андрюху Зуба напугали, куртку отобрали у него.

Говорок у ночной бабочки простоватый, не местный, у нас так не говорили, ещё сильно выделялось оканье. Смотрела нагло, без страха, хотя и с любопытством, явно пришла сюда впервые.

– Не отобрали, а изъяли украденное, – поправил я. – Не его это куртка была. Это на тебя напал, значит, маньяк? – спросил я.

– Мне-то ишо повезло, – протянула она. – А вот Светку-то порешил, гад такой, поганец, чтоб ему пусто было!

– Что ты об этом знаешь?

– Ничё не знаю, – затараторила она. – Светка говорила, её сосед шупал за жопу, а потом оказался маньяком, надо милиции сдавать. Я ей говорила, не вздумай заявление писать-то, а вон оно чё вышло-то! Освободился и порешил девку!

– Знала её?

– Ну-у, – протянула заявительница. – Так, немного, сигареты стреляли друг у друга да чай пили.

Я глянул заявление, которое мне принесли из дежурки. Лимонова Анастасия Фёдоровна, текст написан большими детскими буквами, писала о нападении.

– Она мне салон посоветовала! – Лимонова наклонилась ко мне и доверительно посмотрела на меня. – Татуировку сделать. Говорит, клиенты любят, когда татуировки есть, показать просят, можно деньги просить. А мне сделал тот криворукий обезьян на титьках, смотри, что вышло!

Она начала расстёгивать кофту, будто собираясь показать мне, что там изображено на груди. Толян аж привстал и вытянул шею, чтобы посмотреть.

– Не надо, за плохие татуировки мы никого не ловим и не садим, – успокоил её я, и она опустила руки. – Что вас так всех раздеваться здесь тянет… эх, ладно. Так что по нападению на тебя? Что там было?

– Так вот, иду на работу с обеда, отпросилась как раз, с собой же не взяла ничего опять, – она полезла в сумочку за сигаретами. – Иду назад, думаю, опять орать будут. Мне тогда выговаривали за это, – Лимонова достала зеркальце, – что если я опять на обеде сало буду есть с чесноком, они меня выгонят.

– Ну, – поторопил её я и сделал знак Толику, чтобы не вздумал хихикать.

– Снег валит, метель метёт, – она начала размахивать руками, будто хотела жестами показать мне вчерашнюю непогоду. – А с меня раз, и шапку ко всем хренам сдуло! Я за ней! Она по улице катится, а я за ней, никак догнать не могу, скользко ещё, я так шмякнулась пару раз на копчик. А она – хоп, и в подворотню закатилась!

– Дальше что? – я посмотрел на неё.

– Только нагибаюсь за ней, а тут хрясь! – Лимонова аж вскрикнула. – И меня кто-то сзади хвать за жопу. А я кричу: куда?! Не платил же ишо! А потом не смогла кричать, жутко стало… он меня за горло взял и давить начал…

– В перчатках он был? – уточнил я, вспомнив разговор с профессором.

– Не помню, – она замотала головой и стала говорить тише: – И держит так крепко-крепко. А потом повернул к себе и глядеть давай…

– Лицо разглядела?

– В маске он был и в очках, – Лимонова уже не произнесла толком, а прошептала это. – Как эти, бандиты-то ходят по телеку, в такой же маске, с дырками для рта и глаз. И на меня так пристально смотрит-смотрит, в глаза прямо. Смотрит и смотрит…

– И что потом? – спросил я.

– Да как толкнёт в стену-то! – обиженно произнесла она. – Я аж ударилась затылком и чуть не упала. А он убёг через дворы.

– Так… – я задумался. – Какого он был роста?

– Ну, – Лимонова задумалась. – Ну вот… ну вот как он, – она показала на Толика, тот как раз встал посмотреть в окно. – Ну, чуть пониже, может, не шибко только.