– Вот это привычнее, – Орлов обрадовался и побежал за автоматом.

– Фамилия, имя, отчество? – тем временем спокойно и невозмутимо спрашивал Якут у злодея, усевшись за своё место.

– Моё? – начал тупить рыжий.

– Моё я знаю, – таким же тоном произнёс Филиппов.

Китайская шариковая ручка неприятно скрипела, но старший спокойно продолжал записывать.

А потом бац по столу ладонью! Рыжий вздрогнул.

– Лексеич, – Якут посмотрел на меня. – Вспомнил тут. По делу Репейникова, помнишь, тогда пропал магнитофон двухкассетный с места преступления? Мужики с имущественного тут недавно накрыли одного гада-скупщика, у него такой же двухкассетник стоит. Я чё думаю, надо его колоть, кто принёс – и найдём гада.

– Хорошая мысль, – согласился я. – Сегодня, значит, два дела решим, с мафоном и с этим, – я показал на рыжего, – киллером доморощенным. Кстати, вот, из больницы показания, – я приподнял валявшийся листок. – Тот стрелок уже заложил их, можно долго не допрашивать. Так только, для приличия, всё уже есть. Можно не заморачиваться.

Этот листок, вырванный из блокнота, лежал у телефона, туда я записывал всё необходимое во время звонков. Но с такого расстояния киллер не увидит, что там накалякано.

– Кто заложил? – возмутился рыжий и уставился на меня мутными глазами.

– Так кто у вас в жиге сидел, – я хмыкнул. – Раненый, вы его бросили. Говорит, белобрысый из нагана палил, а рыжий из автомата…

– И чё ты молчишь? – Якут приподнялся над столом и взревел на рыжего: – Киллер хренов! Стрелял по менту? Ну, ты попал… ты попал, я за себя не отвечаю. Сейчас тебе такое…

– Да ладно, Сергеич, – я махнул рукой. – Я думаю, тот косой в больнице врёт как дышит.

– Врёт он, – прошептал рыжий, уставившись на меня как на спасителя. – Он сам с калаша палил, его подбили, мы подумали, что всё, п***ц котёнку. А он, гад, стучать начал… и чё он отпирается-то? Он стрелял! Он сюда нас сманил! Если бы не он…

Рыжий начал петь, а Якут записывать. Я вышел в коридор, дошёл до РУОП, а там белобрысый уже вовсю писал признательное, пока довольный Устинов стоял у него над душой, скрестив руки, и даже правил ошибки. Работа идёт вовсю. Не, такие бандиты умом, сообразительностью и твёрдостью характера не отличаются, вот и быстро раскололись.

– Вот опять, я как чуял, – ко мне подошёл отец, и мы с ним вышли в коридор. Взгляд у него был злой. – Я этому Туркину, что тебя дёргает по своим делам, ноги из жопы вырву, раз подставляет так под пули…

– Я сам туда пошёл, – успокоил я его, – а заодно многое узнал о своих делах, не просто так время потратил. Всё с пользой. И увидел, что Сафронов этот тот ещё гад. Но не за ним охотился, а за одним из его компашки. Ну а стрелять, батя, в нас и так стреляют. Но вот перед Толиком смежники пусть вину заглаживают, ему вообще ни за что прилетело… Ну и как этот у вас поёт? – я кивнул на открытую дверь, где киллер писал бумагу.

– Красиво поёт, – отец полез за сигаретами.

Только сейчас заметил, что у него руки чуть тряслись. Волнуется отец за меня, слишком всё внезапно случилось, он не ожидал.

– Но Сафронова не сдал, – продолжил он, – якобы его вообще не видел и не слышал, зато другого назвал, из их кодлы. Барсук у него погремуха, знаю, про кого он. Сейчас пойду прокурора душить, чтобы санкцию давал, он всё равно здесь крутится.

– Пошли, я с тобой.

Сначала зашли ко мне в кабинет, где Якут передал нам лист с чистосердечными признательными показаниями второго киллера. Тем проще, и он тоже указал Барсука.

Прокурор Путилов и правда всё ещё был в ГОВД, но мы едва его нашли, он пил чай с сушками у бухгалтеров. Ему мы и предъявили всё, что напели захваченные киллеры. Оба они прибыли из Амурской области, а вот третий, которого ранил Витёк, приехал из Читы. Уже в Верхнереченске им этот Барсук дал пушки, объяснил, чтобы искали мента в кожанке, и даже дал мой нечёткий снимок. Аванса не дал, обещал заплатить после дела два миллиона рублей.