Я показал эту парочку Якуту, и тот кивнул, поправил шапку и двинул туда, а по дороге снял очки и убрал их в карман. Вот надо видеть, как работает матёрый опер, сразу настроился на рабочий лад. Даже походняк изменился, стал вальяжным, неторопливым, так блатные ходят. Чётки бы ещё, и будет вылитый бандюган. Даже захотелось послушать, что он им скажет, но у нас сейчас другая задача.
На вокзале было два туалета. Один на улице – типичный вокзальный сортир, где вместо унитазов были напольные, ржавые, никогда не убираемые, ещё и вода постоянно бежала с громким шумом и везде валялись газетные обрывки. Никаких кабинок, раковин и прочего излишества, просто сиди в позе орла у всех на виду.
Другой, находящийся в здании со стороны столовой, где я недавно говорил с Турком – цивильный, с унитазами, писсуарами, сушилками для рук и вертушкой, у которой сидела бабка и брала с каждого по полторы тысячи рублей за вход. И внутри даже убирали пару раз в день – воняло не так сильно.
Но платить за это народ пока ещё не хотел, большинство ходило в бесплатный, тратить ещё на это дело по полторы тысячи. Вот этим мы и воспользуемся, возьмём киллеров там, будет проще, и меньше риска зацепить постороннего.
– А платить? – бабушка, сидящая на вертушке у самого входа в туалет, отложила кроссворд и строго посмотрела на нас через большие круглые очки. Из-за мощных линз зрачки казались выпирающими.
– Невтерпёж уже, бабка! – Устинов притворно потёр живот. – Мочи нет! Пусти!
– Да заплачу я, – я махнул рукой и положил на чайное блюдечко мятую пятитысячную купюру. – На троих.
– Сдачу возьмите, – она грохнула на блюдечко несколько больших сотенных монет. – И бумажку, – она оторвала из рулона маленький кусочек явно не щедрой рукой.
И не пропускала, старая, пока все формальности не были улажены. Наконец, мы прошли в мужской туалет. Ну, тут конечно, небо и земля по сравнению с бесплатным. И народа никого, как мы и думали.
Василий Иваныч тем временем подставил руки под сушилку, и она громко завыла, как пылесос. Помещение полуподвальное, окна высоко, надо забираться на батарею, чтобы туда посмотреть. Кабинки всего две, но одна сломанная, с надписью «Не работает», и заперта намертво.
Мы втроём забились в рабочую, потому что прятаться было больше негде, ни единого закутка, а снаружи уже слышалась ругань – киллеры не захотели платить. И где Сафронов их нашёл? Хотя, возможно, он специально взял таких рисковых, другие бы явно поняли, чем всё это пахнет, и не пошли бы на такое дело, а своих людей кандидат в мэры светить не хотел.
– Ты чё не заплатил-то? – послышался гнусавый голос и шаркающие шаги из-за двери. – А то бабка пургу погнала!
– Валить надо отсюда быстрее! – прохрипел кто-то другой, уже внутри. – Там мусора ходят, я их видел, сука. Через это, что ли, окно пролезть? Он про него говорил? Где там тачка?
– Да хрен его знает, по ходу, туда лезть! Сука, идёт кто-то, – раздалось шебуршание куртки. – Шкериться надо, отвечаю, бабка мусоров позвала. Заплатить ей надо было, д***б!
– Ты мне поясни за д***ба, клоун позорный!
– Чё сказал?
– Окно открой!
– А там никто не сидит? – один из них явно показал на кабинку.
– Никого.
– А ты проверь!
Один рванул дверь кабинки, и она открылась. Парень с мутным взором и стоящими дыбом рыжими волосами непонимающе уставился на нас троих. Лицо чрезмерно вспотевшее.
– Да ты заходи, не стесняйся, – сказал сидящий на унитазе в штанах Устинов. – Тут все свои.
Рыжий дёрнулся назад, но в него уже плечом врезался Орлов и уронил на пол, а я перескочил через них и вмазался во второго, который безуспешно пытался открыть маленькое окно, встав ногами на батарею. Щуплый белобрысый пацан свалился на пол и охнул, приложившись головой. В сторону отлетел наган.