Фелот (территория современного Йемена)

Древность

Птицы, скрывавшиеся в изумрудно-зеленой листве, пели на все голоса. Летисия слушала их и пыталась различить, кому именно принадлежат те или иные трели. В детстве она мгновенно определяла породу птицы, приводя в восхищение мать и братьев. Дома эта сладкая музыка звучала отчетливее, чем в лесу в Треверберге… потому что дом, в отличие от Треверберга, находился у черта на куличках, машины к нему приближались редко, а заводы не отравляли существование деревенских жителей химическими парами и шумом. Вот и здесь тихо, как дома. Но трели птиц она не узнает. Ни одной.

Волчица села прямо и оглядела широкую поляну. Она прислонялась спиной к стволу многовекового дерева, кора которого впитала тепло солнечных лучей. Цветы – незнакомые, как и птичьи песни – тянулись к высокому голубому небу. По зеркальной глади озера плавали большие листья. Спокойный лесной воздух был напоен сладкими ароматами, но все они были чужими. Настолько чужими, что Летисия невольно сжалась в комок, обхватив колени руками… и ахнула, увидев свои запястья. Их обвивали браслеты, сплетенные из тонких кожаных ремешков, на левом висел мешочек из грубого льна, а на внутренней стороне правого красовалась татуировка. Короткое слово на непонятном языке. Судя по буквам, это не древнее эльфийское наречие, а что-то более редкое.

Пытаясь справиться с приступом паники, Летисия встала и медленно, будто во сне, ступая босыми ногами по мягкой траве, подошла к озеру. Птицы продолжали петь на все голоса, лес жил своей жизнью, но волчица не обращала на это ровным счетом никакого внимания. Она смотрела только на отражение в воде. Она видела там то, чего просто не могло быть, даже в том случае, если миры перевернутся, а Великая Тьма и Великий Свет станут единым целым, но менее реальной открывшаяся картина не становилась. В озере, чистом, как слезы ангела, плавали крохотные золотые рыбки, на дне лежали гладкие разноцветные камни. А из импровизированного зеркала на поверхности на Летисию взирали широко открытые карие глаза совершенно незнакомой женщины. Красавицы с пышными ярко-рыжими волосами, изящным тонким носом и пухлыми губками. Незнакомка была одета в едва прикрывавшую бедра тунику из белого шелка, удерживаемую на одном плече золотой пряжкой с россыпью зеленых камней. Полная противоположность Летисии. Женственная фигура со всеми необходимыми изгибами, включая шикарную высокую грудь, длинная шея, будто созданная для того, чтобы носить драгоценности. И воздушная россыпь веснушек на лице и обнаженных плечах. Веснушки стали последней каплей. Волчица выпрямилась, набрала в легкие побольше воздуха и завопила. В этом крике не было ни намека на благородный боевой клич, по которому в древности узнавали ее прабабушек-воительниц. И на вой, рождающийся в глотке разъяренного волка, он тоже не походил. А вот на вопль ужаса – более чем. Наверное, так кричат пленники в Коридорах Узников, тюрьме Темного Храма, осознав, что больше не увидят солнечного света.

За спиной Летисии раздались быстрые шаги, и чьи-то руки крепко схватили ее за плечи.

– Трина! Ты наступила на ядовитую ящерицу?! Да перестань уже кричать! Или я тоже закричу! Не пугай меня!

Волчица обернулась и инстинктивно оттолкнула подошедшую к ней светловолосую девицу в длинном белом платье. Та беспомощно взмахнула руками и плюхнулась на траву.

– Не подкрадывайся ко мне! – выпалила Летисия.

Девица шмыгнула носом, и на ее глазах выступили слезы. Она убрала с лица растрепавшиеся волосы, и Летисия заметила на ее запястье уже знакомую татуировку на древнем языке. А на шее – медальон с женским профилем, который, в отличие от букв чужого наречия, видела много раз.